Фото: пресс-служба НАК «Нафтогаз Украины»
Андрей Коболев, председатель правления НАК «Нафтогаз Украины»
В последнее время «Нафтогаз» стал объектом массовой атаки практически со всех сторон. Еще в октябре из наблюдательного совета компании уволился Амос Хохштайн, который причиной своего увольнения назвал усиление противодействия процессу реформирования рынка газа и процессам трансформации группы. Позже как снег на голову свалилась информация об отрицательных результатах аудита «Нафтогаза». Сам аудит оказался крайне сомнительным, но СБУ уже начала расследование на соответствующую тему. Обо всех проблемах, которые произошли с компанией, мы поговорили с Андреем Коболевым, председателем правления НАК «Нафтогаз Украины».
- Как вы оцениваете то, что один из членов наблюдательного совета «Нафтогаза» Амос Хохштайн решил выйти из состава наблюдательного совета и был очень обеспокоен уголовным делом, которое СБУ завела недавно? И как вы оцениваете это дело?
- Думаю, что выход Амоса Хохштайна является очень негативным сигналом. С одной стороны, мы знаем, что до конца этого года заканчиваются контракты у трех независимых членов наблюдательного совета, и он — один из них. С другой стороны, считаю, что все, кто разбирается в «Нафтогазе», могут подтвердить, что Амос Хохштайн был одним из критических элементов успеха корпоративной реформы. Он персонально имеет огромные достижения, которые помогли нам как диверсифицировать поставки газа в 2014 году, когда он еще работал в американском правительстве, так и позднее, когда он помог нам сохранить наш транзитный поток «Газпрома».
По моему мнению, не будет преувеличением, если я скажу, что в тех $5 млрд, которые «Нафтогазу» удалось выиграть у российского монополиста, заслуга именно этого человека, и она неоценима. Без него этого не было бы. Поэтому выход Хохштайна, конечно, является негативным. И здесь важно понять, что делать. Не просто оценивать, что это плохо, а говорить, что делать дальше. Очень важно, чтобы украинское общество и международные контрагенты приняли максимально полное и очень сфокусированное участие в вопросе назначения новых членов наблюдательного совета «Нафтогаза».
Я пока не могу комментировать дело СБУ. Мне трудно это делать, потому что я не понимаю, каким образом меня можно обвинить в государственной измене. Но я жду процессуальные действия — после этого будет больше информации.
С декабря нам нужно будет найти и назначить хотя бы одного. А, возможно, если кто-то другой также не захочет продлить контракт, что теоретически может быть, я не могу это прогнозировать, найти других членов или уговорить остаться тех, которые есть. Я считаю, что наблюдательный совет «Нафтогаза» является одним из наиболее профессиональных, компетентных наблюдательных советов, который доказал свою эффективность и профессионализм на практике. У нас есть специалисты широкого профиля, у нас есть люди самых разных направлений. Считаю, что сохранение тех, кто сейчас есть, было бы очень хорошим вариантом.
Что касается дела СБУ, то пока я не могу это комментировать. Мне трудно это делать, потому что я не понимаю, каким образом меня можно обвинить в государственной измене. Но я жду процессуальные действия — после этого будет больше информации.
- А как вы оцениваете то, что Госаудитслужба провела свой аудит «Нафтогаза» и говорит о нарушениях? Что это вообще такое?
- Давайте поговорим об этом подробнее. Я считаю, что эта тема заслуживает особого внимания. Госаудитслужба не опубликовала свои результаты. Мы до сих пор не понимаем, имеем ли право обнародовать те материалы, которые есть и которые, видимо, стали предметом уголовного дела.
Но хочу прокомментировать: та информация, которая попала в прессу, по нашей оценке, является существенно искаженной. Что на самом деле соответствует действительности, так это то, что нас обвиняют фактически в трех основных вещах.
Первое — это начисление резерва сомнительных долгов, которое «Нафтогаз» делает с 2002 года. Каждый год, когда мы делали международную финансовую отчетность, мы эти долги начисляли, то есть резервы на долги перед нами.
Второе — это несвоевременная выплата дивидендов. Хотя сроки выплаты дивидендов регулируются решением правительства. Однажды они регулировались решением суда. То есть как можно говорить, что мы вовремя не выплатили, если не мы этот срок определяли. Нам это тоже непонятно.
И третий момент — это очень давняя история, наш спор с налоговой, когда налоговая почему-то хочет уменьшить доходы бюджета. Потому что есть ситуация, когда «Нафтогаз» отказывается поставлять газ определенным потребителям, и они не получают так называемую номинацию. В такой ситуации у этих потребителей есть вариант: либо купить газ в другом месте по примерно такой же цене, либо получить услугу балансировки от «Укртрансгаза», которая еще дороже, чем газ «Нафтогаза». И тогда те же налоги, но в большем объеме платит не «Нафтогаз» как юридическое лицо, а наша компания «Укртрансгаз».
То есть налоговая воюет сама с собой. Она спорит с Кодексом ГТС, она спорит с решением Верховного Суда, который говорит, что мы все правильно делаем. А у нас такое решение есть, и мы его демонстрировали неоднократно. Но самое главное: налоговая спорит с собственными доходами. Потому что если бы они были правы, тогда доходы бюджета были бы меньше. Бенефициаром этого процесса является группа частных облгазов, которые не хотят нести ответственность за несвоевременное отключение клиентов, которые не платят за газ.
- Расскажите подробнее.
- Вернемся к первому обвинению, которое, видимо, является наиболее значимым. То есть самые большие цифры, которые озвучивались в прессе, — это именно начисление резерва сомнительных долгов. На мой взгляд, это обвинение является абсурдным, но его больше всего цитируют.
О чем речь? Любая компания, которая ведет экономическую деятельность, имеет клиентов. Эти клиенты получают услуги или товары. За эти услуги или товары они рассчитываются с определенной задержкой. Бывают в жизни случаи, когда клиенты вообще не рассчитываются по разным причинам. Например, из-за того, что клиент стал банкротом, прекратил существование или государство применило какое-то регулирование, которое запрещает взимать деньги с этого клиента.
Или, как в нашем случае, государство собирается принять закон, который гласит, что эти долги «Нафтогаз» должен списать. У «Нафтогаза» есть большая группа клиентов, которым мы поставляли газ не по собственной инициативе, а согласно требованиям так называемого постановления о ПСО. То есть правительство нас обязало поставлять газ этим клиентам. Эти клиенты с нами не рассчитались. Почему — это другое дело, оно здесь не слишком релевантно. Оно является релевантным для выяснения причин этой атаки, а не для самой проблемы.
Что нам фактически говорит Госаудитслужба? Она говорит, что владелец, в нашем случае Кабинет министров, имеет право решать, начислять ли компании резерв сомнительных долгов на долги таких клиентов. Хочу акцентировать внимание именно на этом факте: Госаудитслужба настаивает на том, что у акционера есть дискреция (право — 
) влиять на справедливое отражение активов в балансе компании.
То есть фактически они говорят, что акционер компании в Украине, если этой компанией владеет государство, может искажать финансовую отчетность. Поэтому неначисление этих резервов — это серьезное искажение финансовой отчетности. И если применить этот принцип к другим компаниям, например к «Укрзализныце» или «Энергоатому», их финансовая отчетность будет выглядеть кардинально иначе. У них будет больше прибыли. Но все эти доходы — фикция.
Что это означает на практике? Если следовать логике Госаудитслужбы, Украина не подчиняется общим законам экономики, математики и международным стандартам финансовой отчетности в частности. И она не имеет права правильно оценивать активы на балансах компаний. Это означает, что все инвесторы от нас просто отвернутся. Потому что нашей финансовой отчетности нельзя верить. Это ерунда по своей сути.
Мы как «Нафтогаз» получили этот краткий отчет, где они говорят, что есть постановление правительства. Но есть норма закона, и там конфликт. Для нас это не новость. Но есть хайп с этой историей. И если убедить наших зарубежных партнеров, что государственная политика действительно состоит в том, чтобы акционер был вправе искажать финансовую отчетность, то это будет огромной проблемой для всей страны.
Я уверен, что мы в «Нафтогазе» разберемся с этим отчетом Госаудитслужбы. Суд есть суд хоть здесь, хоть за границей. Мы уже имели опыт. Вспомните, меня лично штрафовали на 8 млрд грн за то, что мы не растаможили газ, который «Газпром» продавал в Донецк и Луганск. Это была такая же ерунда. Мы выиграли суд и сняли все эти претензии. Между прочим, суд обязал таможенную службу возместить мне юридические расходы. Жду этих денег. Не самых больших, но и не маленьких. Будет приятно. Так же будет и здесь.
Но с точки зрения страны и наших отношений с МВФ и ЕБРР, это является плевком в сторону западного мира. Мы в Украине делаем, что хотим, и никакие законы (даже математики) нас не интересуют. Вот о чем говорит отчет Госаудитслужбы.
Почему он появился сейчас? Здесь вопрос о том, как возникли эти долги, является ключевым. Потому что мы подошли вплотную к решению этой проблемы, к получению компенсации по этим долгам, к зачислению этих долгов и погашению долгов отдельных компаний группы перед бюджетом. И я считаю, что это стало таким себе провокатором этого обвинения.
Возможно, это попытка остановить наш выпуск еврооблигаций. У нас запланирован выход на рынок. И я очень надеюсь, что эта история с Госаудитслужбой не остановит инвесторов продолжать считать «Нафтогаз» и Украину цивилизованными заемщиками. Хочу сказать, что мы в «Нафтогазе» выпустили еврооблигации на $1,5 млрд. Инвесторы, которые давали эти деньги, верят компании Deloitte, которая проводила аудит нашей отчетности.
Для них это двойная дикость. Мало того, что они не понимают, почему Госаудитслужба оспаривает международные стандарты финансовой отчетности, которые в Украине внедрены законом. Кстати, закон обязывает «Нафтогаз» ими пользоваться. Но они еще не понимают, что будет с их деньгами. И можно ли давать деньги в Украину. Они там понимают, что делают?
Проблема намного больше. И я считаю, что ее надо решать на государственном уровне. Если честно, у нас с этим правительством достаточно позитивный прогресс в решении вопросов корпоративного управления. И мы сейчас подошли вплотную к таким вопросам, как, например, устав «Нафтогаза», политика государственной собственности. Думаю, что этот отчет аудитора — это еще один повод поднять вопрос на уровне Кабинета министров, чтобы привести формальность и регулирование правительства к той реальности, где мы занимаем миллиарды долларов, зарабатываем деньги и платим дивиденды.
И если украинский парламент принял решение, что такие компании, как «Нафтогаз», в обязательном порядке должны руководствоваться международными стандартами финансовой отчетности, то давайте это делать. А стандарты такие, какие они есть. И ни один госаудитор не имеет права их менять. При всем уважении даже правительство не может их изменить. Потому что стандарт не может быть изменен просто потому, что кому-то захотелось или кому-то так удобно.
- В последнее время происходит много странных событий. Например, увольнение главы таможенной службы Макса Нефьодова, проблемы с НБУ, где был освобожден от должности Яков Смолий, проблемы с «Укроборонпромом», где уволили Айвараса Абромавичюса. Как вы оцениваете увольнения реформаторов? Не является ли это ползучим реваншем?
- Я выскажу свое персональное оценочное суждение и прошу к нему относиться как к таковому. То есть у меня нет под рукой набора фактов и файлов, но есть определенные наблюдения. Мы сейчас, к сожалению, вошли в период броуновского движения или хаоса. У нас со всех сторон появляются какие-то такие вещи.
Например, вся эта история с Госаудитом не нова. У нас был конфликт с правительством, нас долго склоняли к ПСО, мы боролись, но нам сказали: вы будете продавать газ. Вся эта история имеет источники не в 2020 году и не в 2019-м, это старая история. Она тянется с 2018 года.
Если помните, тогда у «Нафтогаза» забрали лицензии. Именно потому, что финансовый план не утверждали. И нам тоже не хотели позволять начислять резервы, а также намеревались запретить и запретили без финансового плана осуществлять финансовые инвестиции в эти площади, одну из которых недавно продали за большую сумму — кажется, за 650 млн грн. То есть это то, что забрали у нас.
Эти все истории не новы. Но сейчас из-за отсутствия единой стратегии движения и координации различных органов государственной власти все эти всплески и атаки очень сильно активизировались. И я вижу в этом хаосе две тенденции. С одной стороны, активизация негативных вещей, а с другой стороны, когда даже на самом высоком уровне принимаются любые положительные решения, на среднем уровне они не выполняются.
Вот два момента проявления. Этот период хаоса на самом деле очень опасен. Потому что в период ковидного кризиса он может привести к очень серьезным негативным последствиям для экономики, которые мы не можем себе позволить.
- То есть это такой бунт среднего звена?
- Это не бунт. Это, скорее всего, вседозволенность для тех, кому вседозволенность давать нельзя.
Читайте также
