Украинские журналисты, начиная с 2014 года, рискуют жизнью, освещая события войны россии в Украине. Еще опаснее их работа стала с 24 февраля 2022 года, когда практически замороженная гибридная война превратилась в полномасштабную, и безопасных зон или мест в Украине вообще не осталось. Но самый большой риск, конечно, в работе в зонах боевых действий или прифронтовых городах.
О том, насколько изменилась работа журналиста, освещающего работу военных на передовой жизни гражданских у фронта и в деоккупированных регионах, с 24 февраля, почему украинские журналисты стали работать фиксерами на западные медиа, и насколько важно им иметь доступ к событиям войны здесь и сейчас, 
побеседовал с журналистом и фотографом Стасом Козлюком, который на момент интервью находился в деоккупированном Херсоне.
Стас Козлюк: как работают журналисты в прифронтовых городах. Фото: facebook.com/tetyana.teren
Стас рассказал, чем занимается с 2014 года и как его жизнь изменилась с февраля 2022 года, что происходит в Херсоне сейчас и как СМИ изменили взгляд Запада и всего цивилизованного мира на войну в Украине.
Революция достоинства и вторжение рф на Донбасс в 2014 году
Как давно вы занимаетесь освещением событий войны?
Я не считаю себя военкором, потому что я не специализируюсь на освещении войн. То есть я работаю только в Украине с 2014 года, собственно с тех пор, как россия оккупировала часть Донбасса, потому что в Крым я, к сожалению, не попал. В журналистике я работаю с 2009 года, начал фотографировать в 2013 году, писать начал в 2011 году.
До 2022 года, к моменту полномасштабного вторжения россиян, я специализировался на теме преступлений времен Революции достоинства, то есть это убийства, похищение протестующих, различные типы нарушений, совершенные правоохранителями, привлечение титушек и т.д. Отслеживал несколько важных судов, в частности, суд по расстрелам на Институтской 20 февраля 2014 года. Сейчас, к сожалению, у меня нет времени, чтобы очень плотно следить за этим делом.
Стас освещает войну в Украине с 2014 года. Фото: Макс Левин, январь 2022
Кроме того, я специализировался на темах судебной реформы, прокурорской реформы и полиции. И тоже время от времени ездил на Донбасс писать о войне. В большинстве своем я работал с гражданскими и не так часто — с военными, но в принципе какое-то отдаленное представление о том, что такое война, имел.
Как изменилась работа журналистов с 24 февраля 2022 года
Насколько изменилась ваша работа от 24 февраля 2022 года – полномасштабного вторжения россии в Украину?
Во-первых, работы стало больше, и дома я практически не бываю, то есть если до 24 февраля я ездил в командировку раз в месяц или раз в несколько месяцев, то сейчас я фактически живу в командировках, и за все эти месяцы я дома был, наверное, в сумме месяца три. Это сложно.
Во-вторых, для украинских медиа сейчас не самые простые времена, поскольку рынок рекламы схлопнулся, и по понятным причинам — из-за возросшего курса доллара и так далее — читатели не могут так активно поддерживать свои медиа, я практически с украинскими медиа не работаю как штатный журналист.
Сильно урезаны гонорары, сильно урезаны зарплаты, и если бы я работал только с украинскими медиа, это не позволяло бы мне ездить в командировку и работать там, где я работаю.
Как украинские журналисты стали водителями и логистами
Поэтому в этом году я начал работать как фиксер с иностранными журналистами, и это на самом деле для украинской журналистики очень грустно, когда у меня много друзей-журналистов, фотографов, фоторепортеров, которые были вынуждены работать фиксерами, потому что там значительно выше гонорары.
При этом западные медиа не так часто, к сожалению, контрактуют украинских журналистов, фотографов. Не знаю, по каким причинам, возможно, они считают нас слишком пристрастными в этой войне.
Часть моих коллег работает как фотографы и пишущие журналисты с западными изданиями, но большинство, к сожалению, стали фиксерами. Фиксер — человек, который решает разные типы проблем, то есть ищет героев темы, договаривается о встречах, иногда решает логистику, работает переводчиком, водителем — и кем угодно. Но при том, что ты выполняешь такую черновую работу, ты все равно получаешь гонорар выше, чем ты смог бы получить, работая журналистом с украинскими медиа.
Это грустно, и наверное, это самая большая перемена сейчас в моей работе, то есть я вынужден работать фиксером, чтобы заработать деньги для того, чтобы поехать делать истории для украинских медиа.
Почему работа журналистов стала опаснее с 24 февраля
В каких прифронтовых населенных пунктах вы побывали, насколько это опасно?
Если сравнивать происходящее на Донбассе до 2022 года, до 24 февраля, то у нас был заморожен конфликт, фактически. То есть время от времени на разных линиях фронта было какое-то оживление, обстрелы были более сильными, более частыми, но в принципе линия фронта была стабильной. И ты знал типы используемых вооружений.
К примеру: ты приезжал в условное Золотое-4, или в Красногоровку, в Авдеевку, ты знал, в какой зоне надо надеть бронежилет. То есть, подъезжая к линии фронта на 2-3 км, ты надевал бронежилет, потому что знал, что это дистанция, с которой тебя может достать миномет. Ты его надевал, и шел работать с военными, с гражданскими, в окопы и так далее. Потом ты из этой зоны уезжал, и ты знал, что если ты отъехал от линии фронта на 10 км, ты в безопасности.
В момент интервью Стас Козлюк находился в деоккупированном Херсоне. Фото: facebook.com/stas.kozluk
Сейчас это не так, то есть прилететь может даже в Закарпатье, и безопасных зон как таковых не существует. Это, наверное, самое большое изменение. То есть, мы сейчас с коллегами работаем в Херсоне, остановились у наших друзей, они относительно далеко от линии фронта, но мы слышим и прилеты русской артиллерии, и звуки работы минометов, если приближаться к Днепру. Ты понимаешь, что ты в этом городе в опасности.
С-300 в Николаеве и последствия оккупации россиян
Или, например, когда мы жили в Николаеве этим летом, и там линии фронта было километров 50, и, бывало, ты ночью просыпался от того, что город обстреливают, например, ракетами С-300. То есть безопасной зоны не существует.
Населенные пункты, в которых я был: Бахмут, собственно, там меня полномасштабная война и застала, потом это был Харьков в марте, Кривой Рог, потом в апреле-мае – это снова был Бахмут, окрестности села Пески, линия фронта вблизи Курахова.
Плюс, в начале апреля, когда деоккупировали север Киевщины, я работал там, потом мы с коллегами ездили в Сумскую область работать, там снимали — это история о последствиях присутствия «русского мира», о последствиях присутствия россиян в Украине, о последствиях оккупации.
Потом летом мы работали активно в Николаеве и его окрестностях, работали вместе с ГСЧС, ездили в военные на позиции, и сейчас это Херсон.
Тела на Житомирской трассе и героическая работа спасателей
Какие истории больше всего запомнились из поездок?
Я до сих пор не могу забыть трупы на Житомирской трассе. Мы с коллегами ехали в направлении Бучи, мы доехали до села Дмитровка, сняли там разбитую русскую колонну, нас дальше не пропустили на блокпосту, и местные сказали, что по дороге, если ехать по Житомирской трассе, там где-то стояли россияне, и, по слухам, там расстреливали гражданских.
Мы решили это проверить, туда поехали, собственно, увидели то, что увидели, и это было тяжело, потому что к такому подготовиться сложно. Трудно подготовить себя к тому, что ты увидишь несколько десятков убитых и сожженных людей. Это, наверное, запомнилось больше всего из таких ужасов. Еще замученные люди в подвалах…такое.
Из положительных вещей, наверное, это деоккупация Херсона, потому что, честно, я ее ждал где-то с начала лета, то есть когда начал активно двигаться фронт на юге.
Очень запомнилась работа спасателей, потому что это невероятные люди. Когда продолжается обстрел, но у них есть сообщения о том, что есть попадание в больницы, гражданские дома, угроза ранения гражданских, угроза гражданским, они даже под обстрелами могут ехать и работать, потому что они должны спасать людей. И это очень круто.
«Нельзя ехать на деоккупированные территории с пустыми руками»
Занимаетесь отдельно волонтерством, кроме основной работы? Если да, то каким?
Конечно, когда едешь на деоккупированные территории, ты не можешь просто с пустыми руками ехать. Ты не можешь не попытаться помочь людям, потому что это было бы неправильно. По Киевщине мы ездили с коллегой, и мы занимались непрофессиональным волонтерством или как это правильно сказать. То есть мы занимались журналистикой, но параллельно у нас в багажнике в машине было несколько пакетов с едой, которые мы раздавали людям, с медикаментами.
Знакомые нам подарили несколько простых мобильных телефонов, чтобы раздать людям, которые потеряли мобильные телефоны из-за россиян. То есть россияне у них забрали телефоны, и мы привезли им на замену что-то очень простое, но позволявшее позвонить родным и сказать, что они живы-здоровы.
Сейчас мы приехали в Херсон тоже с волонтером определенной — не скажу, что совершенно случайно, но мы должны ехать на Херсон, знакомые сказали, что у них есть буржуйки, мы спросили знакомых в Херсоне, нужны ли им буржуйки, они сказали, что нужны, мы их погрузили в машину и привезли. Нам не тяжело, а кому-то это может помочь. Но в основном все же журналистка, да.
Как живет деоккупированный Херсон
Сейчас вы находитесь в Херсоне, освобождения которого так долго ждала вся страна. Расскажите, пожалуйста, о ваших впечатлениях от деоккупированного города, настроениях местных жителей.
Херсон не выглядит как Мариуполь, и это важно. То есть он не выглядит полностью уничтоженным городом, потому что украинская артиллерия не равняла его с землей, в отличие от россиян, которые сравнивают города с землей.
В городе нет воды, в городе нет света, кое-где нет газа, отопления, и это тяжело, прежде всего для гражданских, живущих здесь. Потому что ты приехал, пожил несколько дней и уехал обратно в более мирные города, где есть свет, газ и вода. А люди в Херсоне сидят и всего этого ждут, и я понимаю, что восстановление всей этой инфраструктуры — довольно сложная история, ведь обстрелы от россиян не прекращаются. Это первый момент.
Жители Херсона очень ждали освобождения от россиян. Фото: facebook.com/stas.kozluk
Второй момент – это отсутствие света полностью. Я об этом говорил, но когда ты выходишь после 17 часов на улицу, вокруг тебя все черное. То есть, даже окна почти нигде не светятся, только там видишь фонарики — по улицам ходят. Это тяжело видеть, потому что я люблю Херсон, я много раз был в Херсоне, и я помню этот город мирным. И то, что с ним сделали россияне, это капец.
Русский мер, уничтожающий достопримечательности Второй Мировой
Впечатлил музей местный, из которого россияне вывезли все, что смогли поднять и вывезти, все, что им казалось ценным. Больше всего меня здесь навеки поразила история о разграбленном зале времен Второй Мировой войны, потому что россияне рассказывают о том, что им нужно чтить дедов, но при том они осквернили место, в котором чествовали людей, побеждавших нацизм. Это черная ирония какая-то.
В городе опасно, потому что здесь постоянно прилетает что-нибудь. Вот мы пока в одном месте сегодня (21 февраля — прим. ред.) ждали встречи, интервью, где-то в районе центра прилетели снаряды. Я знаю, что там есть раненные, с тяжелыми травмами. И у тебя нет гарантий, что ты не поедешь на встречу, а в результате не попадешь под обстрел, потому что они достаточно хаотичны и непонятны. То есть, куда стреляют россияне, куда они пытаются попасть — в базы Азова какие-то, которые посреди улицы могут быть? Как-то так.
Как жители Херсона обходятся без света
При этом часть банков заработала в Херсоне. Приватбанк уже работает, хотя казалось бы, в городе нет электричества, и полноценно запустить банковскую систему нельзя, но банки уже открылись, инкассаторские машины уже ездят по городу. Транспорт общественный работает не весь, но он есть. Открылся магазин АТБ.
Местные говорят, что когда россияне пытались ввести рубль, здесь цены возросли невероятно, и условно говоря, какой-то плавленый сырочек, который может стоить 10 грн, стоил 50 грн. И сейчас люди, когда зашли в АТБ и увидели, что цены на некоторые продукты могут быть 10-15 грн, говорили, что это почти как бесплатно отдают. Там огромные очереди сейчас в этот магазин, мы проезжали мимо, хотели заглянуть внутрь, но от этой идеи отказались.
По городу много хабов – это места, где есть генераторы, где дают подзарядить телефоны, можно воспользоваться старлинками, зайти в интернет, почитать новости, написать родным. По городу такие места очень видны, потому что ты едешь по улицам, видишь — куча народа стоит у входа в какое-то здание. Значит, там есть интернет, есть возможность зарядить телефоны. Мы сегодня были в одном из таких мест, это одно из кафе, которое открылось 13 ноября, кажется. Им подарили генератор, и они его запустили.
Сегодня там, например, было 60 человек, хотя это небольшое кафе, рассчитанное людей на 15-20 максимум. Люди постоянно приходили, просили зарядить телефоны, спрашивали, что с Интернетом, почему он исчезает.
Какие настроения в деоккупированном Херсоне
Настроения среди местных более положительные, наверное. Это логично, потому что люди ожидали деоккупацию, и мне трудно представить сторонников русского мира, которые здесь могут до сих пор быть. «В добром уме и трезвом здравии» человек не может быть поклонником русского мира. Потому что происходящее в Херсоне — это страшно.
Кроме всех этих попыток провести референдумы, внедрить свои рубли здесь, похищали людей, их пытали, они исчезали. Знаю, что часть людей, которых так забрали просто рандомно с улиц, вывезли где-то на левый берег, и нужно быть совершенно отбитым мудаком, чтобы это поддерживать. Люди рады, что россия ушла в большинстве своем. Возможно, здесь где-то есть сторонники рф и Путина, но они мне не попадались.
Почему журналистам важно иметь доступ к событиям войны
Почему освещение событий войны журналистами столь важно сейчас?
Освещение событий — в принципе, это журналистская работа, и событий войны тоже, потому что это кто-то должен делать. Сейчас важный момент о сложностях в работе – это доступ. То есть все видели историю с Херсоном и разгоревшийся скандал, когда журналистов CNN, Sky News пытались лишить аккредитации, лишили, но, насколько я знаю, их вернули.
Я уверен, что все коллеги ждали деоккупации Херсона, чтобы сюда приехать, показать эти все первые кадры с военными, с местными, с украинскими флагами, но такой возможности у нас не было, и понятной причины, по которой мы не можем это сделать, я так и не услышал.
То есть нам говорили, что во время разминирования пострадали пять правоохранителей. Окей, но журналисты не занимаются разминированиями. Я понимаю, что, возможно, журналистов воспринимают как навязчивых каких-то существ, которые там лезут туда, куда не надо, по мнению некоторых чиновников или некоторых военных, но это не совсем так.
В большинстве своем журналисты, которые едут освещать войну, понимают, куда они едут, за чем они едут, и они понимают риски. Не надо относиться к ним, как к маленьким детям. Очень хочется, чтобы это поняли.
Как журналисты изменили взгляд мира на войну в Украине
На самом деле от журналистской работы многое зависит, в том числе отношение мира и понимание мира, понимание политиков в мире о том, что происходит в Украине.
Можем вспомнить историю с Бучей, как изменилась риторика у западных политиков, когда они увидели кадры из Бучи, когда увидели последствия оккупации россиян.
Та же история с Херсоном. То есть россия всех убеждала, что здесь прошел референдум, что весь Херсон поддерживает вступление в россию. И здесь кадры, где на площади тысячи людей с украинскими флагами, встречают военных украинских, обнимаются с ними, целуются, подписываются флаги, фотографируются, и так далее.
Это также важно показывать, потому что этот материал, эти видео, эти фото, они разрушают абсолютно эти фейковые истории российские о пророссийскости Херсона. И это должны делать журналисты.
Почему пресс-офицеры и военные не могут заменить журналистов
Знаете, я часто слышал и от военных, и от некоторых пресс-офицеров, что ну вот, отправьте там какого-нибудь одного оператора, давайте ли поедет наш оператор, наделайте скриншотов вместо фотографий.
Посмотрите — нам уже тот боец, этот боец или местные на камеру что-то рассказали — возьмите их слова. Очень хочется, чтобы и пресс-офицеры, и военные поняли, что журналистика так не работает и никогда не будет работать.
Журналист должен приехать на место, сам все увидеть, понять и описать. В этом, собственно, и заключается репортерская работа. И она важна потому, что она позволяет показывать события как есть. Мы сейчас, конечно, не говорим о некоторых так называемых коллегах, любящих манипулировать информацией.
Но, тем не менее, журналисты должны приезжать, видеть, описывать и рассказывать. Фактически они являются документалистами, и они документируют события, факты, происходящее.
Публикация подготовлена в рамках проекта «Журналісти важливі», инициированного Национальным союзом журналистов Украины.
Читайте также
