Фото: пресс-служба компании «Нафтогаз»
Отто Ватерландер, исполнительный директор по трансформации компании «Нафтогаз»
В крупнейшей компании страны — «Нафтогазе» — произошли кадровые изменения. Сейчас де-факто руководит компанией исполнительный директор по трансформации группы «Нафтогаз» Отто Ватерландер. Он уже освободил бывшего руководителя газового направления Андрея Фаворова. И поговаривают, что в ближайшее время устранит другого исполнительного директора – Юрия Витренко. Ватерландер отвечает за газовый блок вопросов. Первое свое интервью он дал 
. Мы расспросили его о том, что будет с компанией, подешевеет ли газ после того, как упали мировые цены, и как быстро мир перейдет на электроэнергию.
— На своей должности вы отвечаете за трансформацию и операционную деятельность. Какие преобразования планируются? Какой будет компания, когда вы достигнете поставленной цели?
— Надеюсь, что мы сделаем эту компанию еще более важной для Украины, чем она есть сейчас. «Нафтогаз» будет играть ведущую роль в обеспечении энергетической независимости страны. С одной стороны – за счет увеличения добычи и доказанных запасов газа, а с другой — за счет повышения энергоэффективности. Все это продвинет нас на пути к энергетической независимости.
— Украинцев волнует вопрос цены газа. Большинство знает, что у нас есть газ собственной добычи. Кое-кто из бывших чиновников заявлял, что мы остановим импорт газа. Когда это уже произойдет?
— Пока мы остановим импорт газа, на это уйдут годы. Быстро это не произойдет. Сегодня «Нафтогаз» вместе с другими компаниями обеспечивает две трети газовых потребностей Украины. Но потребление газа уменьшается, и мы хотим больше добывать. Почему для этого нужны годы? Потому что наши месторождения сейчас истощены — за их счет добычу сильно не увеличишь. Ежедневно мы можем лишь прилагать огромные усилия, чтобы добыча не упала. Чтобы газа было больше, надо открывать новые месторождения. Для этого нужны инвестиции на миллиарды долларов.
— Это о добыче в целом. Но мы же добываем достаточно газа для населения. Почему не продавать его людям дешево, чтобы все были счастливы? А остальное нас не волнует.
— Можно и так сказать. Но для страны важно, чтобы газ попадал на рынок. Нельзя оставить без газа электростанции и промышленность. Потому что людям нужен не только газ, но и работа, и зарплата. Поэтому нам надо построить хороший рынок для различных компаний, которые бы продавали газ по доступным ценам. Потребители в Украине должны платить рыночную цену. Не важно, это промышленники или домохозяйства, у них маленький киоск или большой магазин. Один украинский рынок и одна украинская рыночная цена, включая домохозяйства.
Потребители в Украине должны платить рыночную цену. Не важно, это промышленники или домохозяйства, у них маленький киоск или большой магазин. Один украинский рынок и одна украинская рыночная цена, включая домохозяйства.
— Что произойдет, если отдельные потребители будут платить меньшую цену?
— Сейчас так и происходит. Многие платят меньше, ведь для населения установлена специальная цена. Мы ожидаем, что с 1 июля схема изменится: будет отменена система возложения специальных обязанностей (ПСО), увеличится конкуренция, а вместе с тем и эффективность работы газоснабжающих компаний. Это будет снижать цены. Хотя цены и сейчас уже очень низкие. За последний год цена упала наполовину. Компания «Нафтогаз» первой снижала цену и для населения, и для промышленности.
— Почему вы считаете, что изменение системы социальных цен уменьшит, а не, наоборот, увеличит цену на газ?
— Если бы я был потребителем, то тоже беспокоился бы об изменении системы. Она гигантская, и не всегда понятно, зачем эти реформы. Расскажу, что произойдет. Сегодняшняя система предусматривает цену ПСО, или обязательства со стороны «Нафтогаза» отпускать газ снабжающим компаниям для дальнейшей реализации населению по определенной цене. Это означает, что сейчас у нас нет конкуренции. Если мы перейдем от этой системы социальных обязательств для всех к системе субсидий отдельным категориям потребителей, которые действительно нуждаются, то газ будет поставлять не только «Нафтогаз», но и любая компания, которая захочет это делать.
— Похожую идею уже высказывали, когда переходили к рынку электроэнергии: мол, появится конкуренция, и цены пойдут вниз. Однако этого не произошло, потому что у нас один поставщик. А в газовой системе кто будет поставлять газ?
— Полностью согласен. Нам надо сделать так, чтобы как можно больше компаний вышли на рынок. Но это не происходит за одну ночь. Украину уже лучше знают на европейском рынке. Европейские трейдеры уже поставляют газ на украинский рынок, хотя пока у них нет доступа к розничным потребителям. Чтобы это произошло, нам нужно изменить систему. Анбандлинг, который «Нафтогаз» завершил в конце 2019 года, позволит трейдерам транспортировать газ. Каждый игрок имеет право и возможность использовать украинскую газотранспортную систему. То есть любая компания из любой европейской страны сможет это делать.
— И из России?
— Потенциально и россияне смогут.
— Потенциально. Ведь много было слухов о том, что потенциально они это смогут делать уже с февраля. Время прошло, а мы не знаем, они будут это делать или нет.
— «Нафтогаз» хочет, чтобы этот рынок был открытым и прозрачным. И если со временем появятся российские компании, то не «Нафтогазу» им это запрещать. Считаю, что это зона ответственности других учреждений.
— Вы только что подписали контракт с компанией, которая будет инвестировать в Украину. Это не гигантская сумма – $30 млн. Но все же – зачем вам это нужно?
— Контракт даже на такую сумму очень важен, ведь он принесет инновации. Также это крупнейшая инвестиция в украинский газовый сектор за последние пять лет. Кроме того, мы рады, что компания Expert Petroleum заключила эту сделку в условиях, когда цены на энергоносители рекордно упали. Инвесторы помогут нам добывать газ на 13 месторождениях и применять технологии, которых у «Нафтогаза» до сих пор не было. Например, они смогут восстановить истощенные месторождения и получить газ с глубины 1-1,5 тыс. метров. Эта компания показала в Румынии, что можно увеличить добычу на старых, почти истощенных месторождениях в полтора-два раза. У нас такого опыта нет, и мы бы хотели его получить. С другой стороны, у нас более ста старых месторождений, которые почти пустые. Мы хотим изучить эту технологию, чтобы применить ее в большем объеме. И взять в партнеры эту или, возможно, другие компании.
— Каковы ваши ожидания относительно увеличения добычи?
— Мы надеемся на увеличение добычи в рамках этого контракта по крайней мере на 20%. А может, и в 1,5-2 раза. Сегодня там добывается 300 млн кубометров. Ожидаем, что в течение ближайших пяти лет добыча вырастет еще на 300 млн кубометров. Считаем, что без этого партнерства уровень добычи уменьшался бы.
— Давайте привяжем эти цифры к другим. Сколько, скажем, мы потребляем?
— Это меньше одного процента объема, который потребляет страна. Но это пилотный проект. Мы хотим посмотреть, как работают определенные технологии перед тем, как брать их на вооружение.
— Вы работали в компаниях за рубежом, следите за мировыми энергетическими рынками. Объясните, что сейчас происходит? Почему падают цены? Почему цена на нефть стала минусовой?
— Сейчас в мире есть избыток и нефти, и газа. Их гораздо больше, чем надо. Спрос на нефть вдруг обвалился, буквально за одну ночь. Сейчас мы меньше пользуемся автомобилями и совсем не летаем. Две мощные отрасли, которые потребляли нефть, вдруг остановились. Нефтеперерабатывающие заводы это увидели и перестали покупать сырье. Кроме того, Саудовская Аравия, Россия, Америка – все воюют за свой кусок рынка. До сих пор они увеличивали поставки. Спрос упал, предложение выросло — вот и произошел обвал на рынке. Я никогда не видел отрицательной цены на нефть. Это была спекулятивная цена. Поэтому все очень быстро вернется на свое место. На рынке газа ситуация похожая. Но здесь не было обвала за одну ночь. Мы видим, что газа поставляется больше, чем надо. Больше появляется сжиженного газа. Америка много его экспортирует и увеличивает поставки, Катар увеличивает. Все это приводит к значительному падению цен на газ. Это хорошо для домохозяйств. Но это результат тенденций на рынке, а не специальных действий правительства.
— Насколько, по вашим оценкам, уменьшится цена?
— Я считаю, что сейчас цены где-то дошли до дна. Но мы ожидаем, что производители в Соединенных Штатах (возможно, и в Австралии тоже) уменьшат добычу, ведь для них это сейчас невыгодно. И поэтому цены начнут расти. Вряд ли они вернутся на уровень пяти- или десятилетней давности. По крайней мере, в течение длительного времени цены будут низкими.
— А как это отразится на украинском рынке? У нас будут международные цены? Мы будем платить меньше?
— Да. Вы уже платите в два раза меньше, чем в прошлом году. В 2019 году «Нафтогаз» перечислил в госбюджет очень много денег – свыше 120 млрд гривен, это 16% общих доходов государственного бюджета. В этом году группа будет способна существенно наполнить бюджет благодаря победе над «Газпромом» в суде. Но в дальнейшем прибыль «Нафтогаза» несколько уменьшится. У потребителей уменьшаются цены, а у нас — прибыль.
— То, что происходит на рынках газа и нефти, похоже на то, что происходило в 1980-х? Это что-то фундаментальное или временное удешевление?
— Сейчас есть одно очень важное отличие. Вирус COVID-19 ускоряет изменения. Сегодня мы пытаемся прийти к большему использованию возобновляемых источников электроэнергии. И то, что происходит сейчас, может ускорить этот процесс. Если технологии будут экономически эффективными, то ускорится и инвестирование в них. А это еще больше уменьшит спрос на ископаемые энергетические ресурсы.
— То есть период низких цен может быть длительным?
— Да. Период низких цен может быть длительным, ведь спрос упал. На многих внешних рынках мы видим стремительное уменьшение потребления угля. Это хорошая новость для климата. Не очень хорошая – для поставщиков. И это первая большая перемена на этом рынке.
— Будет ли радикальный переход от нефти к электроэнергии?
— Будет сдвиг, но не такой радикальный, как кому-то хотелось бы. Система слишком большая, а инвестиции такие, что систему потребления энергоносителей нельзя изменить быстро.
— Возвращаясь к вашей ответственности за преобразование «Нафтогаза», хочется спросить, какой будет компания через два, три года, через пять лет?
— Я стараюсь сделать так, чтобы у компании был четкий фокус. Скажем, мы разделим газовый дивизион добычи и трейдинг газа. В рамках «Нафтогаза» будет две команды, два руководителя. Они сосредоточатся каждый на своем участке работы. Таким образом мы хотим увеличить эффективность. Чтобы компания инвестировала и увеличивала свои резервы, чтобы эти инвестиции были нам по карману. Мы должны стать более гибкими, быстрее принимать решения. В конце концов, мы должны добывать больше меньшим количеством людей. Для такой трансформации нам нужно еще два-три года.
— До 2014 года шла речь о том, чтобы в Украину пришли крупные компании, с мировым именем. А сейчас мы радуемся приходу небольшого инвестора, который поможет нам добыть на один процент газа больше. Все изменилось? Или мы все же ожидаем крупных инвесторов?
— Мы не отказываемся от попыток привлечь разные компании. Но крупные компании (учитывая их глобальные проекты) нашли для себя более прибыльные и обещающие возможности, чем в Украине. Да и война в стране продолжается. Насколько я понимаю, сейчас компании решили не идти сюда. Будем надеяться на то, что в будущем ситуация изменится.
— Расскажите нам об IPO. «Нафтогаз» готовится к продаже своих акций на международных рынках? Что происходит сейчас?
— У «Нафтогаза» есть амбиция – быть сильной компанией с качественным управлением и работать по международным стандартам. Мы считаем, что частичный листинг на одном из международных рынков будет признанием того, что «Нафтогаз» работает эффективно и прозрачно, что хорошо управляется. Это также позволит правительству как акционеру вернуть часть своих инвестиций в компанию. А «Нафтогаз» сможет привлекать больше денег для инвестирования. Мы готовимся к потенциальному IPO. Решение относительно этого, конечно, за акционером. Обычно этот процесс занимает два-три года. Мы сейчас в начале.
— Какие у вас отношения с правительством? Во времена премьера Гройсмана это была война. Как сейчас?
— Я тогда не имел никаких отношений с Гройсманом. Это больше вопрос к Андрею Коболеву.
— Тогда было похоже на войну между правительством, которое хочет дешевых цен на газ, и компанией, которая стремится жить по международным стандартам. А что происходит сейчас?
— Правительство и глава «Нафтогаза» Андрей Коболев заключили соглашение в марте 2020-го. Договорились о цели компании. А это – увеличение резервной базы, объемов добычи, эффективности и приближения к энергетической независимости. Также речь шла о создании возможности для IPO. В этом направлении мы работаем и стараемся улучшать диалог.
— А если правительство скажет продавать газ дешевле для населения, что вы скажете?
— Сначала мы расскажем, насколько мы уже снизили цену за последние месяцы и за прошлый год. А также о том, что цены должны уменьшаться при переходе от ПСО к системе прямых субсидий. Но дальнейшее удешевление уменьшит наши инвестиции, а без инвестиций мы не можем увеличивать добычу. Правительство должно понимать, что в таком случае нам будет сложно достичь энергетической независимости.
Читайте также
