Фото: Максим Нефьодов
Cреди кучи плохих последних новостей известие о том, что Максим Нефьодов возглавит таможню, стало глотком свежего воздуха. С одной стороны, его план изменений звучит как сказка. С другой, Нефьодов уже сделал невозможное – курировал создание электронной системы госзакупок Pro Zorro, с помощью которой перекрыли старые коррупционные схемы. О новой таможне, борьбе с контрабандой, о существующих схемах и евробляхах новый глава рассказал 
.
О том, какой будет новая таможня
– Максим, когда был Майдан, много кто говорил, что пойдут на службу, помогут государству, а потом вернутся в бизнес. У вас так не получилось. Почему вы в бизнес не возвращаетесь?
– Трудно, конечно, вырваться с государственной службы. Меня никак не могут уволить. Это дало мне какой-то психологический толчок. Если без шуток, то сейчас открывается новое окно возможностей, которого не было со времен Майдана, для реформы фискального блока. По моему мнению, вместе с созданием службы финансовых расследований – это две крупнейшие реформы, в которых почти нет прогресса. Мы продвинулись. Конечно, не победили окончательно, но движемся вперед по большинству крупных украинских макроэкономических проблем. Это и очистка банковского сектора, и газовый рынок, и закрытие газовых схем, и публичные закупки. Даже в государственных предприятиях и их управлении есть прогресс. А прогресс на таможне, по опросу бизнеса, скромный. Поэтому, когда есть такое окно возможностей, хочется, по крайней мере, попробовать им воспользоваться.
– А когда у вас возникло желание заниматься именно таможней? Ведь в государственной службе можно реформировать что угодно.
Честно говоря, я ожидал, что на конкурс придет много мощных, уважаемых и более достойных, чем я, людей. Но почему-то они не пришли, а остались в бизнесе.
– Я потому и говорю, что это одна из самых амбициозных и важных задач. Потому что, занимаясь реформами, хочется делать то, что реально влияет на экономику, бюджет, жизнь граждан. Еще раз говорю — я вижу две такие задачы: создание службы финансовых расследований и реформа таможни и налоговой. У нас как раз есть окно возможностей в таможне и налоговой. Потому что Оксана Маркарова реализует новую стратегию по разделению ГФС на эти две отдельные службы. Были проведены два открытых конкурса. На налоговую пришел Сергей Верланов, которого я очень уважаю. Еще раз повторюсь, со времен Майдана такой возможности не было. Именно поэтому я решил, что можно попробовать. Честно говоря, я ожидал, что на конкурс придет много мощных, уважаемых и более достойных, чем я, людей. Но почему-то они не пришли, а остались в бизнесе.
– У вас, наверное, есть идея, как будет выглядеть таможня через несколько лет. Вы себе нарисовали эту картинку?
– Конечно, у меня есть стратегия. Я очень хочу верить, что лет через 5-10 для подавляющего большинства граждан, которые пересекают границу, и бизнесменов, которые занимаются относительно рутинными экспортно-импортными операциями, таможенный контроль будет чем-то вроде дистанционной оплаты в метро или на платных дорогах. Очень быстрым и незаметным. Ничем не выделяющимся этапом путешествия или другого общего процесса. Ведь ни у кого не возникает сомнений в том, что турникет в метро снимает с вашей карты столько денег, сколько нужно, а не какую-то произвольную сумму, потому что есть приказ или сверху, или снизу, или сбоку, или вы не понравились кассиру в метрополитене, и он говорит, что лично для вас цена будет в 4 раза больше, а кого-то пускают бесплатно. И это будет просто. У вас закончились деньги, вы за 30 секунд перекинули их с телефона или расплачиваетесь самим телефоном. Мне бы хотелось, чтобы мы вообще перестали говорить о таможне как о какой-то отдельной составляющей этого процесса.
Я вижу 5 основных направлений реформы. Это полная электронизация процессов. Классическая история, такая же, как в Pro Zorro. Давайте мы централизируем все функции и опыт, сделаем работу конкретного инспектора по возможности настолько простой, насколько можно, плюс автоматизируем все риски, чтобы даже если он хочет где-то что-то сделать, то система физически ему этого сделать не давала бы.
Второе направление – это кадровая служба. Сколько бы мы ни писали софта, но заменить людей роботами, к счастью, еще невозможно. Поэтому все равно надо набирать новых людей, надо увольнять старых коррупционеров или не очень эффективных сотрудников. Надо повышать эффективные кадры внутри самой таможни, по-новому их учить и адаптировать, делать новые KPI, систему оплаты труда, повышать этих людей и так далее.
Третье направление – это таможенная инфраструктура. Можно иметь лучший софт, там будут работать ангелы в новой форме. Но если дорога будет узкой, если у этих людей не будет сканеров, систем распознавания лиц, систем считывания номеров, автоматических весов, все это не будет объединено в единую удобную инфраструктуру – все равно будут очереди. И человеку, который стоит в 6-часовой очереди на границе, как-то не очень интересно, чего он там стоит: или просто дорога плохая, или таможенники взятки берут, или IT-система «висит». Результата все равно нет. Поэтому нужно развивать инфраструктуру и делать это разумно. Не просто строить какие-то дворцы на границе и говорить, что именно так надо.
Четвертый блок – это евроинтеграция. Таможня – это не тот орган, который работает сам по себе. По обе стороны границы — таможни двух стран. Это обмен информацией. Чтобы из Польши не выезжали i Phone, а к ним не приезжал пластилин или керамическая плитка. Это так же обмен в отношении данных людей, которые пересекают границу. Чтобы оттуда не выехал Януш, а в Украину не приехал Иван по другим паспортам. Это переход за какое-то время к общему контролю, как это было на границе Германии и Польши перед вступлением Польши в Евросоюз — когда уже не две таможни было, а одна. Это гармонизация украинского законодательства и форм деклараций, классификации товаров с европейскими. Это лучшие возможности борьбы с контрабандой и нарушениями таможенных правил.
И, наконец, пятый блок – функциональная перестройка таможни. Сейчас таможня – это 26 региональных таможен, какие-то другие юридические лица. Все надо слить в одно целое, чтобы у нас были унифицированы правила и мы сэкономили на дополнительных админуслугах, начислениях зарплаты, админперсонале. Это также возможность пересмотреть сам функционал. У нас, когда говорят про таможню, то это всегда разговоры исключительно о деньгах, о том, сколько собрали в бюджет. Любимый запрос журналистов: какой объем контрабанды, он уменьшается или увеличивается? Но кроме этого, у таможни есть функция безопасности. Мы не хотим, чтобы в Украину попадали наркотики или оружие, чтобы с территории Украины вывозились картины и культурные ценности, чтобы к нам попадала контрафактная продукция, поддельные лекарства и тому подобное. У таможни есть также функция содействия торговле. Таможенник должен понимать, что он здесь не только, чтобы не пускать, запрещать и собирать как можно больше денег в бюджет. Белый бизнес должен ехать максимально незаметно, возможно, даже вообще этой функции не понимая.
О том, как победить контрабанду
– Вы хотите максимально все упростить, и это очень хорошо для людей, для бизнеса. Но одна из главных задач таможни – борьба с контрабандой. Белый бизнес об этом говорит, потому что контрабанда уничтожает конкуренцию. Если на таможне все так упростится, то как вы будете ловить контрабандистов?
– Преступников ловят благодаря интеллектуальной работе, а не создавая какие-то препятствия для каждого человека. Полиция работает эффективно не за счет создания тоталитарного государства, где ты не можешь сделать ни одного шага без какого-либо документа, без того, чтобы где-то зарегистрироваться или кому-то не показать свое удостоверение. Таможня, прежде всего, должна разрабатывать схемы, которые делают невозможным или делают невыгодным нарушение таможенных правил.
– Сейчас есть возможности для таких маневров?
– Это классические истории. Сейчас существует огромная и чрезмерно детализированная классификация товаров, которая дает возможность для маневра. То же самое касается размера ставок и других процессов. Например, ввели электронные очереди в Центрах по предоставлению административных услуг – почти искоренили мелкую коррупцию. Не надо к кому-то идти, давать 100 гривен, чтобы тебя первым пропустили. Просто электронная очередь, где получаешь талончик — и с ним все проходишь. Если кто-то идет вне очереди, это легко заметить и можно контролировать. С другой стороны, контрабанду надо искать интеллектуально: делать риск-профили, рассматривать предыдущий опыт, обмениваться информацией с коллегами, анализировать эту информацию по базам налоговой милиции и тому подобное. Надо понимать, кого следует проверять, или даже проверять много и часто, используя современные средства; кого можно проверить дистанционно; а кому мы как государство можем доверять и просто делать посттаможенный аудит. На самом деле, на таможне уже есть такие наработки, кстати, довольно неплохие. Просто их надо усилить и углубить.
– По вашему мнению, проверок должно быть меньше, чем сейчас? И проверять нужно только тех, кого определили?
– Повторюсь: проверять надо интеллектуально и понимать, кого именно. Я могу привести конкретную статистику. За май в Одесском порту было проведено примерно 3300 разнообразных проверок контейнеров. Для понимания: через порт каждый день проходит около 500 контейнеров. Это означает, что было проверено около 7% грузов. Действительно, немало. Полиция не останавливает просто так 7% всех машин на дороге. А как вы думаете, какое количество нарушений было найдено в этих трех тысячах? Ноль! Официальный ответ одесской таможни: не было составлено ни одного протокола о нарушениях.
– Это что-то говорит о таможенниках или о нарушениях?
– Я думаю, что это сигнализирует о многом. Прежде всего, кого мы выбираем для проверки. Если бы полиция не останавливала машины, которые нарушают правила (подрезают другие авто, странно или агрессивно ведут себя на дороге), а просто каждую машину, то это бы уменьшило шанс найти нарушителя, однако создало бы кучу неприятностей. С другой стороны, наверное, это что-то говорит и о самих таможенниках, и о качестве проверок. Поэтому наша цель – не сказать о том, что мы проверили 7% грузов, в следующем месяце мы проверим 10%, а за три года выйдем на 100% взвешивания каждого контейнера. Это только создает проблемы для бизнеса и стимулы для злоупотреблений. Наша задача – понимать, кого именно мы должны проверять.
– Власть часто говорит: мы должны побороть контрабанду. Если вам будут давать такие приказы, как вы будете на них реагировать?
– Мне не надо давать приказ о борьбе с контрабандой. Это само собой разумеется. У нас есть режим «Контрабанда стоп», а еще должен быть режим «Контрабанда иди». Конечно, надо ловить контрабандистов за руку и сажать, проводить спецоперации и обыски. Но я гораздо больше заинтересован в системном решении этих проблем. Потому что история Украины за 28 лет показала, что все эти «Контрабанды стоп», операции «Тайфун» или «Торнадо», к сожалению, не приводят к результату.
Есть американское выражение, что иногда работать надо не только тяжело, но и головой. Мне кажется, что у нас есть большие возможности по системному улучшению ситуации. Нужно, наконец, оборудовать все пункты пропуска камерами, которые автоматически считывают номера автомобилей и заносят их в базу. Иначе сколько бы мы ни говорили «стоп», у нас не будет информации, с кем бороться. Надо, наконец, построить эко-систему, чтобы автоматически видеть, какие машины и сколько раз пересекают границу. Если они въехали в транзитном режиме, то выехали ли с территории Украины. Если они выехали, то не было ли так, что они должны ехать из Польши в Беларусь через Волынь, а на самом деле поехали в Одессу, потом в Киев, а уже потом на Волынь, что действительно подозрительно. И тогда уже должны работать правоохранители, потому что это, наверное, схема прерванного транзита, подмены грузов.
– А как все будет работать? Таможня занесла в базу, полиция увидела, остановила машину в Киеве, проверила за 2 секунды и сделала вывод – так?
– Это должно работать, во-первых, без участия людей. По крайней мере, мы должны убрать человека, который переписывает на границе номера и куда-то их вбивает. Это должна делать техника автоматизировано, распознавая номер. Понятно, что доступ к базе автомобилей, которые въезжают и выезжают, особенно с коммерческой целью, должен быть у всех служб. Но нельзя создавать полицейское государство.
Наша цель – построить риск-менеджмент, который все четко показывает. Например, какие-то машины въехали дважды на территорию Украины во время традиционных отпусков с задекларированной целью ехать во Францию. Наверное, эти люди ездят с туристической целью, и риск там незначительный. А есть какие-то микроавтобусы, которые пересекают каждый раз границу с грузом и делают это каждые три дня. Надо проверять не тех, кто с большей вероятностью поехал в отпуск, а тех, кто, вероятно, занимается какой-то скрытой коммерческой деятельностью. Это вопрос интеллектуальной работы. Мы должны проводить проверок, возможно, и меньше, чем сейчас, но они должны быть результативными.
О схеме «пиджаков»
– Белый бизнес жалуется на контрабанду. Например, такая схема: люди, зарегистрированные в пограничной зоне, носят товар в руках или перевозят микроавтобусами. Говорят, что за день такая группа может перевезти полфуры. И это большая конкуренция для легальных бизнесменов. Что с этим планирует делать таможня?
– Так называемые «пиджаки» – это, действительно, схема, которую придумали не в Украине. Она существовала до недавнего времени в очень значительных объемах на границе между Гонконгом и материковым Китаем. В Гонконге электроника — одна из самых дешевых в мире. Так же фура подъезжала к границе, 300 китайцев переходили границу, каждый брал себе по коробке с телефоном или компьютером и шел пешком обратно. Конечно, на 100% побороть такие нарушения невозможно. Главная задача – сделать так, чтобы это не наносило макроэкономического вреда. Начать, разумеется, нужно с автомобилей. Потому что человек может какое-то количество электроники пронести на себе. Но это все-таки не очень много и не все товары, ведь большой телевизор нести как-то не очень удобно. Да и сколько ходок физически можно сделать ежедневно? А вот сколько можно провезти на машине – это совсем другая ситуация.
Еще раз говорю — системы борьбы с контрабандой разработаны. Здесь вопрос не криминализации данной деятельности с целью наказывать людей. Это экономически нецелесообразно. Не сажать же человека за какой-то один принесенный телефон. Это просто жестоко. Вопрос в том, чтобы сделать эту деятельность невыгодной экономически. В конце концов, это все о том, можно ли сэкономить на оплате официального НДС и пошлины. Если мы повышаем стоимость или повышаем риск этой контрабандной деятельности, то тогда мотивация заниматься контрабандой значительно уменьшается.
– А какие способы повышение риска контрабанды?
– Надо разработать правила, которых нельзя избежать из-за комбинации процессов и технологических средств. Например, машина, пересекающая границу с достоверно коммерческой целью чаще, чем какое-то количество раз в месяц, должна быть задержана минимум на шесть часов для досмотра. Это означает, что такая машина может сделать гораздо меньше ходок, а оплата контрабандистам вырастет. Так выгодность заниматься этим видом деятельности уменьшается. То же самое касается и вопросов дальнейшей реализации этих товаров, потому что бороться надо по всей цепочке.
Проблема одного характера, когда вы провезли телефон. Если купили его за границей, то теоретически здесь вы должны заплатить пошлину. Но за телефон для собственного пользования или в подарок другу. Я как госслужащий не могу сказать, что с пониманием отношусь к мелким нарушениям. Но все-таки мы должны работать с теми, кто причиняет макроэкономический вред. В Facebook даже реклама есть онлайн-супермаркетов контрабанды. Речь идет не об одном телефоне, а о десятках тысяч телефонов, которые можно накликать, заказать. Они приезжают куда-то на склады в других странах, дробятся на партии, заезжают в Украину на какой-то склад, снова объединяются в партию и фурой вывозятся. Понятно, что в этой цепочке есть звенья, с которыми трудно бороться, а есть звенья, например, того же самого накопления, с которым это делать легче. У нас есть некоторые креативные идеи. Даже не хочу сейчас рассказывать, как можно легко проверять стоимость входящих грузов. Еще раз повторю, что надо работать головой.
– Просто порой странно бывает. Все могут зайти в Интернет, посмотреть, где можно купить контрабандный или «серый» телефон. Таможня не может этого сделать или не хочет?
– Я думаю, что возможность купить такой телефон – это уже не задача таможни, а каких-то других правоохранительных органов. Все-таки таможня не занимается цепочкой продаж. Эти вопросы связаны с тем, как построена экономическая деятельность у нас в стране. Теоретически она должна была бы быть построена простым способом. Государство предлагает какие-то честные и прозрачные правила игры, некоррупционно и справедливо контролирует их выполнение. И бизнес, и граждане готовы выполнять эти правила, потому что они просты и понятны. А если кто-то один нарушает, то тогда его ловят.
У нас этот треугольник отношений смещен в какую-то другую сторону. Правила у нас сложные, нелогичные и непонятные. Государство контролирует их, с одной стороны, иногда очень жестоко, а с другой стороны, закрывая де-факто глаза на какие-то нарушения. А что мы можем сделать с «пиджаками», с машинами на литовских номерах? Надо решать ситуацию. А с другой стороны, люди относятся к правилам, налогам и пошлинам по принципу: мы же знаем, что вы их воруете, поэтому мы не считаем даже преступлением вам их не платить. Я не обвиняю кого-то в этой ситуации. Я хочу сказать, что государство должно сначала сделать свою часть работы, то есть сделать свои правила и регулирования логическими — так, как это сделано в развитых странах. И тогда реально можно требовать и у граждан лучшего их выполнения или более добросовестного отношения.
– Планируете ли вы работать вместе с налоговой? Потому что когда контрабандный товар попадает в Украину, он продается в обычных сетях — через ФЛП, потому что предпрениматель не должен регистрировать, откуда у него товар. И это все почти легально.
– Это не почти легально, а это и есть легально. Законодатель создал такие условия. Понятно, что во временной перспективе мы должны прийти к западному регулированию этой сферы. Но несмотря на то, что я теперь представляю фискальный блок, я считаю, что сначала государство должно сделать то, что оно должно сделать, а уже потом начинать разговор о том, как мы будем менять законодательство для ФЛП. Сначала мы должны домучить этот вопрос и начать использовать смартфоны для регистрации кассовых операций, сделать этот процесс максимально быстрым, простым, безболезненным, дешевым или вообще бесплатным. И тогда мы можем требовать изменений. Потому что совершенно несправедливо, когда государство, не поборов коррупцию со своей стороны, не разбив картельную договоренность производителей кассовых аппаратов, железных ящиков и так далее, указывает малому бизнесу на нарушения.
О евробляхах
– Что вы думаете об автомобилях из Европы?
– Если говорить откровенно, это просто дыра, которая находится между нашим и европейским законодательством. У нас такая система налогообложения: мы облагаем не владение машиной, а машину. Во-первых, машину легко обложить. Во-вторых, если, например, увеличить акциз на бензин, как в Европе, то это ударит по стоимости хлеба и молока. Машины у нас ассоциируются с богатством. Богатых типа не жалко, давайте с них возьмем по полной. В Европе очень часто ситуация обратная. Машины могут быть дешевле, особенно старые, но владение ими гораздо дороже. Почему немец продает эту машину дешево? Не потому, что он такой дурак или ценит ее меньше, чем ценит украинец. А потому что у немца очень дорогая парковка, плата за утилизацию, экологические сборы. Поэтому для немца продать какой-то 20-летний Golf выгоднее, чем заплатить за то, чтобы его уничтожили. У нас пользование машиной дешевле существенно. Поэтому и возникает этот ценовой диспаритет. Кроме того, есть вопросы экологии. Когда мы подписывали соглашение об ассоциации, были запрещены все машины ниже, чем евро-5. Главная проблема старых машин — в экологии и в сертификации. Мы разберемся и наведем там порядок.
– Надо разрешать украинцам покупать такие дешевые старые авто?
– Я за то, чтобы позволять ввозить дешевые машины. И вообще за снижение налогов и пошлин насколько это возможно, чтобы бюджет оставался сбалансированным. Тогда расходы надо тоже снижать. Но надо понимать, что если мы это позволяем, то должны еще дополнительно подумать над вещами, которые делают все крупные города мира, чтобы ограничить количество машин в центре. Например, резко увеличить стоимость парковки в исторических центрах или, как в Китае, разрешать проезд по четным дням машинам с четными номерами, по нечетным — с нечетными. Это определенное изменение регуляции. У нас не любят относиться к регуляторной политике как к анализу последствий. Я за дешевые машины — просто прошу депутатов подойти к вопросу, понимая, что дальше будет в цепочке. Все необходимое с нашей стороны – индикативы, документы, прозрачность и удобство всего процесса – мы точно обеспечим.
– Будут запрещать евробляхи?.
– Евроблях не должно быть. Здесь я категоричен — точно не должно быть машин на иностранной регистрации, которые ездят в Украине годами. Но должна быть возможность поставить такое авто на украинскую регистрацию по нормальной цене, в зависимости от машины. И чтобы это не противоречило соглашению об ассоциации. У нас есть обязанности по отношению к экологии. А так я за то, чтобы украинцы покупали дешевые автомобили, телефоны и одежду. Я не вижу в такой торговле и облегчении бизнес-активности никакого негатива. Конечно, любое правило можно довести до абсурда. Например, нельзя ввозить старые 20-летние коммерческие автомобили. Я знаю реальные примеры, когда ввозят раму автобуса, который прошел 200 тысяч километров, наваривают новый корпус и регистрируют ее как новую машину. Это ужас: берут ржавую колымагу, и все равно государство должно позволить на ней ездить. Когда евробляхеры проводили свои ивенты, иногда было интересно. У водителя есть деньги на старый Porsche и на его обслуживание, а он протестует и говорит, что если бы 200 долларов, то я бы заплатил. Ты на бензин тратишь за неделю больше. Я этого не понимаю.
О новой структуре и новых кадрах
– Расскажите об инициативе уменьшить количество региональных таможен.
– Уже создана рабочая группа под эгидой Министерства финансов — чтобы со следующего года осталось только одно юридическое лицо. Я сразу хочу объяснить. Это не означает закрытия каких-то пунктов пропуска, их не станет меньше. Просто таможней будут лучше управлять: вместо 26 юридических лиц и других лиц (отдельной лаборатории, отдельного кинологического центра) у нас будет одно юридическое лицо – таможня. Это дает и экономию на административных расходах, и единые правила повсюду. Сейчас одна региональная таможня может классифицировать ваш товар по-одному, другая таможня – по-другому. Между таможнями есть реальная конкуренция. Они должны формально исполнять какие-то планы. Какие-то таможни более популярны, они могут быть жесткими и неуступчивыми, а какие-то таможни внутри страны, куда меньше бизнеса доезжает, более гибкие, там можно дешевле договориться. Это для меня странная ситуация, которую очень трудно контролировать. Бегать за каждым конкретным руководителем таможни или таможенного поста, который подчиняется мне как главе только в длиннющей цепочке, очень неэффективно. Поэтому будем работать как раз над этим. Но еще раз говорю — речь о юридических преобразованиях, а не о том, что где-то физически инфраструктуры станет меньше.
– А что это ускорит? Цепочка все равно останется: был главой таможни, стал главой департамента.
– Это возможность консолидировать опыт. Сейчас механизм такой: я председатель, подо мной есть центральный аппарат, департаменты, управления, отделы, специалисты. Потом есть отдельное юридическое лицо, например, львовская таможня. Там тоже есть председатель, заместители, директора. Потом есть таможенный пост, тоже с руководителем и конкретными инспекторами. Во-первых, региональная таможня – это отдельное княжество. Оно живет по каким-то своим писаным или неписаным законам, знакомствам и так далее. Понятно, что оно вынужденно зависит от местной власти и правоохранителей, потому что все работают в единой связке.
Наша цель – сделать структуру более плоской, централизовать опыт. Нет у нас 28 бухгалтерий, а есть одна бухгалтерия. Нет 28 различных правил начисления премий или согласования отпусков, а одни правила. Нет разных практик, как классифицируются ваши часы или фитнес-браслет — электронное или звукозаписывающее устройство. Есть единые правила. Это существенное улучшение. Все это прошли многие организации. Например, Национальный банк, который точно так же централизовал все операции. Я убежден, что этим путем пойдут другие структуры, которые действительно хотят реформироваться. Например, Фонд государственного имущества.
– А как вы будете к этой структуры привлекать людей? Они привыкли к своим местам, а тут вы предлагаете что-то новое, надо чему то новому учиться. Зарплата, видимо, будет не очень высокой.
– Зарплата будет расти. Это большой приоритет. Мы должны предложить людям не только новые требования и стандарты, больше работы. Мы должны предложить достойные условия, оплату, уважение общества. Это все идет в комплексе и должно расти одновременно. Относительно того, как проводить кадровую реформу: надо привлекать людей извне, с новыми навыками, с другим образованием, с каким-то новым взглядом на вещи. Плюс надо поднимать людей изнутри. Как и в каждом государственном органе, тут есть здоровая часть, профессиональные таможенники, люди, которых несправедливо увольняли или наказывали. Те, кто не готовы были жить по коррупционным законам или просто заниматься бесполезной деятельностью.
– А кто определяет, насколько новые условия достойные? Для кого-то, например, это иметь дом или два дома.
– Я думаю, что ситуация в государственных органах очень простая. Государство должно платить так, как платят на рынке. Есть спрос на тех или иных специалистов в Киеве, Одессе, Львове. Надо платить столько, чтобы иметь возможность конкурировать за качественных специалистов в этой сфере. На таможне есть главный бухгалтер. Есть главный бухгалтер и в частном секторе, который работает в компании такого же размера. Это должны быть сопоставимые вещи. Есть таможенный инспектор, который стоит на польской или словацкой границе. Возможны какие-то колебания, но это также вещи, которые должны быть сопоставимыми. Наверное, с поправкой на стоимость жизни украинец может получить на 30% меньше, чем поляк, но не в 5 раз меньше.
Конечно, это увеличит расходы. Но с другой стороны, эффективность должна расти. Еще раз говорю — это не платить тем же людям больше. Я категорически против этого. Тем более, что есть легендарные персоны, у которых в декларациях Rolls-Royce. Им платить тысячу или две тысячи долларов, 22 тысячи долларов – не имеет значения. Но когда мы нанимаем новых людей и предъявляем к ним новые требования, то мы должны нанимать профессионалов на таких же условиях, на которых нанимает коммерческая компания. Тогда эффективность намного окупится. Чтобы довести зарплаты всех таможенников к условным 25 тысячам гривен, нужно дополнительно 3 миллиарда гривен. Это немало. Но ведь только прямые потери на таможне от контрабанды составляют от 100 до 200 миллиардов гривен. Если мы сможем отбирать у контрабандистов часть этих денег, то логично использовать их на повышение зарплат. Мы соберем больше, а потратить сможем больше не только на таможенников, но и на врачей, учителей, полицейских.
О посылках из-за границы
– Много кто завозит товары через почтовые посылки. Сейчас есть какой-то ограничивающий закон, но говорят, что выполнить его невозможно. Ну кто будет проверять, кто сколько пакетов получил? Как это вообще планируется делать?
– Это одно из важных направлений изменений. Тут дело не только в контексте денег, но и в скорости, удобстве и безопасности, потому что есть еще один вопрос — чтобы не пересылались радиоактивные материалы, оружие из зоны АТО и тому подобное. Я не сторонник радикального уменьшения лимита посылок. Это мало что дает, к тому же увеличивает нагрузку на таможенников, которые должны контролировать огромное количество мелких отправлений. Но с другой стороны, мы должны построить такой процесс, используя технологические средства, чтобы бороться не с людьми, которые приобрели себе лишнюю пару джинсов или кроссовок, а бороться, в первую очередь, с теми, кто купили 10 тысяч пар этих кроссовок, чтобы потом их перепродать. Разница очень легка и понятна. Кросс-граничная торговля – это вызов для многих стран сейчас. Она быстро растет, но и в мире уже наработаны технологические решения, как с этим работать. Почему они не воплощались у нас – это вопрос. Большое количество украинцев покупают товары на Amazon или Alibaba. Можно автоматически получать от них цены на эти товары. Они даже есть в Интернете.
– Так сами же продавцы уменьшают цену.
– Если вы покупаете один товар, продавцы не пишут такого. Вы попробуйте договориться с Amazon или Alibaba о том, чтобы они написали вам какую-то другую цену, когда вы покупаете какую-то одну вещь. Вот когда вы покупаете под видом индивидуальной посылки 10 тысяч чего-то, здесь уже начинается бизнес. Есть дополнительные посредники, а товар едет куда-то на склады на Кипр или в Турцию, там перегружается и приходит с другими инвойсами. Можно легко погуглить и найти онлайн-гипермаркеты контрабанды. Эти люди не прячутся. Люди, которые покупают индивидуально, — это отдельный вопрос. Я против того, чтобы они были главным приоритетом борьбы. Наш главный приоритет – это борьба с коммерческими вещами. И здесь как раз можно легко контролировать. Будем все это воплощать.
О том, когда будут реальные изменения
– На какой стадии вы сейчас? Когда появится офис, работники? Когда заработает новая таможня?
– Я ожидаю, что на новую таможню официально будут возложены обязанности где-то примерно в конце сентября. Сейчас я все еще единственный работник. Занимаюсь сложной, но необходимой работой по открытию счетов, утверждению смет, изготовлению гербовой печати и так далее. Этот путь надо пройти. Но это не означает, что время пропадает зря. Потому что частично оно тратится на то, чтобы создать новую структуру таможни, оставить за бортом самых одиозных людей, к которым нет доверия общества; посмотреть еще раз на бюджет и перераспределить средства, которые уже есть в таможне, так, чтобы они работали.
Вы, наверное, знаете слухи, что здесь были какие-то помещения для содержания гепардов господина Клименко, знаменитые комнаты из оргстекла. Но денег на зарплаты таможенникам не хватало, форма им не приобреталась. Это позор. И конечно, эти вопросы надо решать. Поэтому я ожидаю, что до конца сентября люди будут переведены, функционал модернизирован и новая таможня начнет работу. Это не означает, что с октября ситуация станет критически лучше. Но по крайней мере появится какая-то управляемость, я смогу отдавать приказы, увольнять или нанимать людей, каким-то образом влиять на процесс. Будем постепенно строить ту государственную службу, которой можно гордиться.
– Сколько вы даете времени на этот переходный период? Нельзя просто сегодня остановить одну таможню, а завтра начать вторую.
– Наша главная задача и вызов – сделать это абсолютно незаметным для людей. Трансформация в новую таможню должна произойти так, чтобы как все двигалось на границе, так и будет двигаться: люди будут выходить на работу, документы будут составляться и не теряться. Мы говорим о каких-то больших амбициозных реформах, но и ежедневный труд никто не отменял. Остановок не должно быть. Я ожидаю, что полная реализация того плана, который я озвучил, займет примерно 2-2,5 года. Это не значит, что за данное время ничего не будет меняться. Но я убежден, что будет так же, как с Pro Zorro: 3 года мы занимались, а потом оглянулись и увидели, что перешли с системы, когда иностранцы приезжали нас учить, в ситуацию, когда мы получили все международные награды и имплементировали элементы Pro Zorro в девяти других странах, а наши люди уже ездят и учат технологиям. То же самое сделаем и на таможне. Контракт у меня на пять лет.
Читайте также
