Фото: УНИАН
Максим Нефьодов
Неделю назад на пропускных пунктах таможни образовывались очереди из сотен фур. Об этом заявляла Государственная таможенная служба. Однако уже в начале этой недели очереди значительно поредели – до десятков фур. Это произошло благодаря переходу таможни на новую систему работы в связи с карантином. В марте госбюджет оказался невыполненным преимущественно из-за недобора таможенных платежей. Их было собрано лишь 81%. Страна недополучила 6 миллиардов гривен. Только этих двух фактов достаточно, чтобы понять: с работой таможни что-то не так. Хотя и возглавляет ее Максим Нефьодов, которого считают одним из самых ярких украинских реформаторов. О том, почему таможня недобирает деньги, как работает в условиях кризиса и как борется с контрабандистами, а также о том, почему его снимают скрытыми камерами, Максим Нефьодов рассказал The Page.
— Как изменилась работа таможни в связи с коронавирусом и карантином?
— Для нас это особый вызов, потому что одновременно таможня должна заботиться о безопасности как своих сотрудников, так и людей, пересекающих границу. А еще мы должны быть особенно внимательными в отношении контрабанды. С другой стороны, мы должны даже в этих тяжелых условиях способствовать торговле. Потому что если экономика остановится и в страну не будет заходить по крайней мере критический импорт, а экспортеры потеряют возможность вывозить свою продукцию, то у нас банально не будет средств для того, чтобы бороться с коронавирусом.
Сейчас временно остановлены почти 100 пунктов пропуска. Почти полностью остановлено авиасообщение, практически перекрыты границы для туристов. Сохраняются основные транспортные коридоры, работают порты, до сих пор работает авиакарго. Хотя и с задержками, но работает почта и экспресс-операторы. То есть всю жизнедеятельность поддерживаем — пока все нормально.
Жизнедеятельность таможни поддерживаем — пока все нормально.
— Трейдеры говорят, что раньше груз обрабатывали 5 работников, а сейчас – только один. Есть такая проблема?
— Если говорить о таможенных декларациях, то они обрабатываются даже быстрее. Понятно, что товаропоток несколько уменьшился, соответственно уменьшилась нагрузка на людей. Где действительно могут быть определенные задержки – так это на границе. Ибо работающих пунктов пересечения границы стало меньше. Это связано с тем, что большинство стран, включая Украину, придирчиво рассматривают документы, а также вводят дополнительные карантинные меры безопасности в отношении проверки здоровья водителя, санитарной обработки грузов и прочее. Поэтому здесь работаем реально в ручном режиме вместе с польскими, венгерскими, словацкими коллегами.
Могу сказать, что благодаря преданной работе коллег на границе удалось существенно уменьшить очереди. Если сразу после введения ограничений было определенное непонимание логистических маршрутов (иногда тысячи автомобилей стояли в очереди), то сейчас очереди уменьшились до 150-250 автомобилей. Все еще сохраняются отдельные сложности за пределами Украины. Многие слышали об украинских водителях, которые были заблокированы на границе между Италией и Словенией после того, как Словения внезапно перекрыла границу. Есть определенные вопросы с заездом украинских водителей в Турцию. Но ситуация более-менее рабочая.
— Вырастут ли цены на импортируемые товары из-за всех этих задержек?
— Конечно, любые ограничения логистики и сложности с логистическими цепочками не могут приводить к снижению цен. Поэтому определенное давление здесь есть. Но сегодня мы не видим критических проблем с импортом и с каким-то ростом цен. На сырье цены, наоборот, падают. Из-за ситуации на рынках нефти и газа сырье дешевеет. Это несколько сдерживает инфляционное давление на другие товары. Конечно, всегда можно найти в большом перечне импортируемых товаров какие-то манго, цена на которые может прыгнуть. Но в среднем мы такого стремительного роста цен не видим. Кроме, возможно, цен на некоторые медицинские изделия, за которыми сейчас гоняется весь мир. Скажем, на аппараты для искусственной вентиляции легких и прочее.
— А экспорт в последнее время упал?
— Конечно, коронавирус и карантин во всех странах, а также ограничение передвижения людей и грузов не могут не привести к определенным сложностям. Но пока что это сложности, которые измеряются десятками процентов, а не в несколько раз больше. Мы внимательно следим за тем, как разворачивается ситуация. Со своей стороны готовы поддержать и максимально способствовать украинским экспортерам — и на границе, и в оформлении документов. Как раз это то время, когда мы должны быть особенно клиентоориентированными в отношении того бизнеса, которому все же удается продавать свою продукцию на экспорт. Не было бы счастья, да несчастье немного помогло.
Спрос на украинское зерно, курятину, молочные продукты остается. Еда нужна всегда. А во время карантина закупать продукты на две недели вперед приходится каждые три дня.
Существенное количество украинского экспорта – это продукты питания. Еда нужна всегда. Кое-кто даже шутит, что во время карантина закупать продукты на две недели вперед приходится каждые три дня. Поэтому спрос на украинское зерно, курятину, молочные продукты остается. Если говорить о спросе на определенные товары потребления, промышленное оборудование, металл и так далее, то здесь ситуация более сложная. Понятно, что во время кризиса и ограничений на передвижение поддерживать, например, строительство на том же уровне достаточно сложно. Это автоматически означает, что будет уменьшаться спрос на технику, арматуру и так далее.
Все зависит от того, по какому сценарию будут разворачиваться события. Если карантин на месяц-два, и потом ситуация нормализуется, то, конечно, это заберет несколько процентов роста у мировой экономики. Но это будет минимальный шок. Но если эта ситуация затянется, то будет довольно опасный сценарий. Но, с другой стороны, мы всегда относимся к кризису как к поводу для паники (когда закупаются гречкой и туалетной бумагой). Кризис как раз отделяет страны, которые могут стартонуть, от стран, которые закрываются, словно в ракушку.
Большая часть успехов Польши за последние 10 лет связана с тем, что эта страна вышла из кризиса 2008 года в лучшем состоянии среди всех соседей, потому что они реально к этому готовились. Кризис — это сложно. Но можно пройти его, сохранив доверие партнеров и инвесторов, поддерживая бизнес, не доводя до шока основные отрасли. И, наоборот, после кризиса захватить те рынки, которые отдали конкуренты. Мне бы очень хотелось, чтобы Украина воспользовалась этим шансом в своем экспорте. Возможно, нам удастся перетянуть на себя часть производства, которое размещалось где-то в Китае или других странах Азии, демонстрируя европейцам, что лучше иметь производство под боком, чем вести логистику через полмира. Потому что действительно могут быть «черные лебеди», как мы видим сейчас в ситуации с коронавирусом. Конечно, это проблема, но в каждой проблеме есть и возможность.
Возможно, нам удастся перетянуть на себя часть производства, которое размещалось где-то в Китае или других странах Азии, демонстрируя европейцам, что лучше иметь производство под боком, чем вести логистику через полмира.
— Если у предпринимателя есть проблема с таможней (требуют взятку или есть какие-то задержки в оформлении грузов), то что делать, куда обращаться?
— Прежде всего, мы сделали централизованную систему жалоб с нормальной CRM-системой, где ничего не теряется, все расписывается на конкретных людей, где можно оценивать результаты рассмотрения жалоб и где выложена онлайн обобщенная статистика. Пожалуйста, заходите на сайт таможни customs.gov.ua — там сразу же увидите большую ссылку «Оставить жалобу». Или звоните на короткий номер 1548. Возможно, сейчас, во время карантина, там меньше операторов, но туда точно можно дозвониться. Если это действительно коррупция, то можете написать сообщение прямо мне в Facebook. Поверьте, я читаю эти сообщения. И не из-за амбиций – потому что мне нравится ссориться с «троллями». А потому что я считаю этот канал связи важным. И люди должны знать, что они могут написать руководителю таможни, а я могу проконтролировать то, что происходит на местах.
Жалобу можно подать на сайте customs.gov.ua или по телефону 1548. Можно даже написать непосредственно мне на Facebook — я читаю такие сообщения.
— Вы смогли преодолеть контрабанду и коррупцию на таможне?
— За 100 дней с начала работы Гостаможслужбы говорить о том, что мы победили контрабанду и коррупцию, было бы супернаивно и слишком амбициозно. Тот план реформ, который у нас есть, рассчитан примерно на полтора года. Он исходит именно из того, что нам удастся за это время сжать контрабанду и коррупцию примерно где-то вдвое. Надо понимать, что контрабанда существует в любой стране. Я был с визитом в Великобритании. Поверьте, абсолютно все схемы, которые есть у нас, есть и в Британии. Они там с ними борются, и все равно схемы сохраняются. Такова уж человеческая природа, что часть людей не хочет жить честно. С другой стороны, вопрос в размере этих схем. Одна ситуация, если это несколько нарушителей, за которыми бегает таможня, Нацполиция, СБУ. Другая ситуация, когда у нас есть целые рынки в тени. Поэтому наша задача – статистически уменьшить эту контрабанду. Здесь у нас определенно есть успехи, они зафиксированы в статистике, мы банально собираем с доллара импорта чуть больше, чем в прошлом году. Это и есть именно тот результат, который демонстрирует, что статистически площадь для коррупции уменьшается.
— Насколько больше собираете?
— Мы ежемесячно выкладываем результаты, но в целом нам удается за месяц собирать примерно на полмиллиарда гривен больше, чем если бы мы просто продолжали работать так, как раньше.
— Вас часто критикуют за то, что якобы таможня собирает меньше денег.
— Таможня собирает больше из того импорта, который заходит в страну. Конечно, таможня недовыполняет план как некую мечту, к которой надо дотянуться. Но этот план – результат определенных макроэкономических предположений. Таможня не может собрать такие средства. Вот вам поставили планку: соберите 50 миллиардов гривен, просто откуда-то.
— Откуда такая планка?
— Это некий прогноз, который составляется, исходя из экономического роста (его рассчитывают во время составления и принятия бюджета, исходя из прогнозов курса доллара, цен на основные товары, скажем, на нефть, газ и так далее). В бюджет заложен курс 27 грн. Средний курс с начала года меньше, чем 25 грн. Это просто математический недобор, который возникает независимо от того, что мы делаем. В бюджет заложено, что импорт будет расти на 11,3% год к году. Пока мы видим падение импорта на 1%. Очень характерно, что мы видим его как раз не на товарах, где есть контрабандные риски. В этих товарах существенный рост. Я убежден, что в этом есть доля нашей работы и работы правоохранителей.
В бюджет заложен курс 27 грн. Средний курс с начала года меньше, чем 25 грн. Это просто математический недобор, который возникает независимо от того, что мы делаем.
— Что это за товары?
— Это одежда, обувь, электроника, пищевые продукты и так далее. Мы за февраль завезли почти на 50% больше одежды, чем в феврале прошлого года. Мне трудно сказать, что люди стали покупать себе больше рубашек или больше штанов. Я, конечно, делаю предположение, что это завозилось и раньше. Просто раньше оно не попадало в статистику, а завозилось по каким-то серым схемам. Одновременно падает импорт сырьевых товаров. Падает банально потому, что потребляем меньше газа, потому что теплая зима, потому что падают цены на нефть. Поэтому правительство сейчас готовит изменения в государственный бюджет именно для того, чтобы заложенные туда макроэкономические параметры соответствовали той реальности, которая есть. А работу таможни надо характеризовать прежде всего качественными показателями: сколько мы собираем с доллара импорта, какова средняя стоимость несырьевых и потребительских товаров, соответствует ли она здравому смыслу и растет ли. Поэтому, конечно, нам еще надо бороться, контрабанду мы еще далеко не победили, но мы точно на правильном пути.
— Прокомментируйте экономические показатели за прошлый год.
— Во-первых, мне как-то не очень хочется приписывать или не приписывать себе результаты прошлого года. Официально Гостаможслужба начала работать 8 декабря. Поэтому можем говорить, что отвечаем мы за месяц. Возможно, как-то косвенно еще за несколько месяцев перед этим, когда я уже был здесь и теоретически имел какую-то возможность влиять на процессы. Начало прошлого года характеризовалось прежде всего большим бумом евроблях и их оформлением. Приблизительно до августа параметры работы таможни вполне вписывались в те прогнозы, которые были заложены в бюджет. И курс соответствовал тому, что было заложено, и макросостояние было таким же.
Примерно с августа у нас началось неожиданное укрепление гривны. Это уникальная ситуация для таможни, потому что мы никогда не работали в таких условиях. Всегда таможня выполняла план частично за счет того, что гривна у нас всегда дешевела (и часто много более быстрыми темпами, чем было заложено). Поэтому оптически в гривнах всегда был какой-то люфт, который можно собрать. Я думаю, что не менее неожиданно это было и для большинства политиков. Они так же привыкли к тому, что объем расходов и доходов в бюджете растет быстрее, чем растет экономика. Во-первых, есть инфляция 10-15%; во-вторых, за счет курса таким же образом можно немножко догнать и собрать больше. В ситуации, когда Национальному банку удалось свести инфляцию ниже 5%, когда гривна довольно стремительно увеличила свою стоимость относительно доллара, это было для всех достаточно непредсказуемо. Правительство внесло изменения в бюджет в конце осени для того, чтобы частично учесть этот показатель. Но как мы видим, этот тренд продолжался и дальше. Именно поэтому бюджет 2020 года тоже требует изменений.
— Было много нареканий относительно Роберта Зелди. Что вы можете сказать о нем?
— Я не видел ни одного нарекания.
— Впрочем, по нему были негативные отзывы. Каково ваше отношение к этому человеку?
— Я очень горжусь командой, которую мне удалось привлечь к работе на таможне. Конкретно Роберт – это человек, который работал много лет в крупных аудиторских компаниях, он был специалистом по таможенным вопросам. Последнее место его работы — Ernst & Young. Кроме того, он доброволец, ушел на фронт, отслужил там снайпером. Поэтому мне кажется, что вопрос критики к этому человеку – это точно вопрос критики со стороны тех людей, с которыми он борется. Потому что он возглавляет направление борьбы с контрабандой и противодействия таможенным нарушением.
— А кто сейчас, на ваш взгляд, на таможне крупнейший кандидат на увольнение? Если Зелди — герой, то кто антигерой?
— Если бы мы могли глазом-лазером определить, кто из моих коллег делает что-то плохое, то на этих людей мы уже передали бы материалы в правоохранительные органы. Мне не очень нравится история, когда всех таможенников специально мажут черным, когда формируется некое общественное мнение о том, что все таможенники есть коррупционеры. Это не так. Конечно, среди таможенников есть те люди, которые не заслуживают тут быть, возможно, вообще заслуживают сидеть в тюрьме. Но подавляющее большинство таможенников – это люди, которые получают достаточно низкую зарплату и в этих условиях держат на себе экспорт и импорт, все те невидимые колесики, благодаря которым движется экономика в частности.
Мы уже не перевели в Гостаможслужбу около 500 человек, в адрес которых были наиболее очевидные нарекания. Сейчас готовимся к новому шагу. Сразу после того, как закончится карантин, мы рассчитываем на начало переаттестации, где пройдемся и более методично дойдем до каждого инспектора с проверками о добродетели и непрофессионализме. Но, с другой стороны, я надеюсь, сможем предложить тем людям, которые пройдут эту проверку, существенно выше зарплаты, чем те, которые они получают сейчас. Этого будет достаточно. Останутся ли у нас после этого только ангелы – я не настолько наивен. Этот процесс нужно продолжать каждый год. И формировать у людей банальный инстинкт: если ты делаешь что-то плохое, то тебя найдут и вычислят.
У нас есть целые регионы, которые неприкрыто рассматривают границу как источник заработка. Конечно, это Закарпатье, Волынь, Львов, Буковина.
Если вообще говорить о ситуации с коррупцией на границе, то, конечно, это сложная история. У нас есть целые регионы, которые неприкрыто рассматривают границу как источник заработка. Конечно, это Закарпатье, Волынь, Львов, Буковина, где наиболее активная граница, через которую можно что-то таскать. Часто, даже когда мы выкладываем в Facebook какие-то сообщения о задержании, можно увидеть восприятие контрабанды как не такой уж и общественно вредной вещи. Люди говорят: «Какие-то миллионеры, крупные контрабандисты – это плохие люди. А тут человек взял себе 3 тысячи пачек сигарет, ну заработает он себе $2-3 тысячи. Что вы к человеку цепляетесь? Вообще, это даже экспорт с какой-то точки зрения. Не цепляйтесь к людям». Это печально, ибо это признак определенного недоверия к государству.
Я сторонник того, что государство и государственный аппарат должны меняться первыми, чтобы люди верили в то, что их налоги, сборы и таможенные платежи используются честным и прозрачным способом. Для этого я работал в Министерстве экономики, создавая ProZorro, для этого я работаю на таможне. Но все-таки надо ломать такую экономику компаний. Некоторые из них построены лишь на том, что они торгуют контрабандными товарами. Я иногда грустно шучу, что у нас в стране контрабанда есть, а контрабандистов нет.
Иногда собираешь крупный ритейл и просишь рассказать без камер, без записи, где же эти люди, которые торгуют. Как они в интервью рассказывают, что у нас 10-20-30% какого-либо сегмента в тени. Кто же эти люди? Это же не один телефон и один компьютер. Где они? Не знаем, говорят, это рынки. Да, на рынках у нас торгуют контрабандными холодильниками в больших объемах... Это выглядит маловероятным. Понятно, что многое – это уже не полномочия таможни, а полномочия налоговой милиции. Так на чем ведь базируется сама идея контрабанды? Главное – протащить через границу, а налоги мы все равно не заплатим. Это тоже надо ломать. Я не кровожадный человек, не хочу сажать людей, которые возят тысячу или две тысячи пачек сигарет. Но если речь идет о десятках миллионов, об организованных преступных группировках, то эти люди должны сидеть.
Я не кровожадный человек, не хочу сажать людей, которые возят тысячу или две тысячи пачек сигарет. Но если речь идет о десятках миллионов, об организованных преступных группировках, то эти люди должны сидеть.
— Все Закарпатье живет за счет контрабанды. Это только говорят или это действительно так?
— Я убежден, что нам удалось существенно улучшить ситуацию, но полностью сломать ее невозможно. По крайней мере, в тех условиях, которые есть сейчас.
— А что нужно для того, чтобы ее сломать?
— Во-первых, некоторые виды контрабанды – вопросы социальные. Скажем, пресловутые «пиджаки». Как работает эта история. Стоит фура с одной стороны границы, и где-то скрыта фура с другой стороны границы. Люди переходят границу пешком или подсаживаются в какой-то бусик, который их перевозит. Загружаются, переносят назад, говоря, что это товары для личного потребления. Вот едет семья, и каждый держит по диску от автомобиля или каждый держит по одному телевизору. И они говорят, что это для меня, диск подарю внуку. Почему вы говорите, что это контрабанда? Дальше они где-то загружаются в машину, и все это едет куда-то на рынки, чтобы продаваться без кассовых аппаратов.
— А сигареты?
— Сигареты вывозятся туда. Иногда находим трагикомические случаи. Что мотивирует владельца Range Rover раскрутить авто, снять панели, напихать в этот Range Rover везде 3 тысячи пачек сигарет и ехать через Тису? Вот изъяли Range Rover, изъяли BMW X5. Реально сигареты спрятаны от бампера до задних сидений. Это какая-то отдельная такая ментальность, какой-то отдельный пласт людей. Еще раз говорю – это вопрос социальный. У этих людей должна быть возможность найти легальную работу, которая может принести им какие-то деньги. И тогда этот вид контрабанды полностью исчезает.
С другой стороны, есть большая контрабанда. Это ОПГ, где есть преступники. Эти преступники очень часто работают в сговоре с таможенниками, пограничниками, СБУшниками, прокурорами и так далее. Еще раз возвращаемся к тому, что таких людей, включая оборотней в погонах в различных государственных структурах, надо сажать. Мы видим сейчас первые дела такого плана. НАБУ ведет, например, дело Альперина. Я думаю, оно хорошо всем известно. Было много обысков, и большое дело идет в Черновцах. Сейчас СБУ и ГБР ведут дело в Ковеле об оформлении автомобилей. Поэтому этот процесс постепенно движется. Но для того, чтобы сформировать у людей инстинкт, что когда ты занимаешься контрабандой, то тебя посадят, конечно, должно пройти определенное время.
Что мотивирует владельца Range Rover раскрутить авто, снять панели, напихать в этот Range Rover везде 3 тысячи пачек сигарет и ехать через Тису? Это какая-то отдельная такая ментальность, какой-то отдельный пласт людей.
— О вас очень много сейчас выходит (кстати, когда вы занимались ProZorro, было не так много) различных материалов, которые выглядят, как черный пиар. Кто вас «мочит»?
— Я воспринимаю это на самом деле с большим позитивом. Я всегда говорю, что для меня самое худшее – это быть таким реформатором, который что-то там делает, но все довольны. Если мы боремся с контрабандой, контрабандисты довольны? Нет. Они теряют деньги.
— А что это за люди?
— Я не могу точно проследить цепочку. Но я вижу очень много негативных материалов, которые родом из Львовской области. У меня есть обоснованные подозрения, что то, что мы там не перевели почти 200 людей в новую Гостаможслужбу, то, что мы там изменили фактически руководящий состав, очень не понравилось местным контрабандным баронам. Мы освободили некоторых людей, которые по крайней мере в прессе широко ассоциируются с определенными серыми схемами. И на Закарпатье, и в Черновцах. И тоже эти люди недовольны, они хотят как-то мстить. Мы работаем достаточно активно в Одессе. Это очень сложное перетягивание каната. Там нашим сотрудникам и машины жгут, там люди на митинги выходят перед таможней. Это было просто отдельное удовольствие видеть эти выступления. Как раз меня это не удивляет, а радует. То, что люди со мной борются, снимают скрытыми камерами, как я бегаю в парке. Это классно!
— Кстати, вас снимали в стрип-клубе. Как ваша жена к этому отнеслась?
— К сожалению, не в стрип-клубе. Если бы хотя бы в стрип-клубе, мне было бы приятно. Да, я еще достаточно молодой человек, иногда хожу в клубы, и даже (страшно сказать!) иногда танцую. Наверное, это кому-то кажется компроматом.
Дома все было хорошо. Я воспринимаю это очень спокойно. Если наибольшее, что могут найти на руководителя таможни, – это то, как он бегает по парку и куда-то ходит вечером после работы, то это все-таки означает кардинальные изменения. Как вы помните, ранее у людей, которые сидели в этих кабинетах, была недвижимость за границей, друзья-миллионеры, скрытые счета, они легко вносили за себя залог (при необходимости – десятки миллионов). И поэтому мне кажется, что когда компромат превратился в такое – это приятно.
Если бы меня снимали скрытыми камерами хотя бы в стрип-клубе, мне было бы приятно. Да, я еще достаточно молодой человек, иногда хожу в клубы и даже (страшно сказать!) иногда танцую.
— Было еще расследование Дениса Бигуса относительно того, что ваша семья что-то сделала с квартирой, которая была под арестом. Прокомментируете?
— Честно говоря, мне трудно это прокомментировать. Потому что я так и не понял, каким образом это привязано ко мне. И каким образом события с квартирой на Троещине, в которой мои родители живут с 1985-го года, если не ошибаюсь, это какой-то страшный компромат. Но я считаю, что этот вопрос лучше адресовать Денису Бигусу.
— У вас есть жена, но кое-кто часто говорит о том, что вы якобы гей. Почему, по вашему мнению, вообще возникают такие вопросы? С чем связано такое любопытство к личной жизни украинских политиков и чиновников?
— Я еще раз повторяюсь, что наши противники в некотором шоке. Они никогда не видели людей, к которым нет коррупционных претензий. Когда никто не может прийти и сказать, что у Максима Нефьодова во время его работы в Минэкономики или на таможне появился «Мерседес». Или появился дом в Конча-Заспе, или его мама и папа вдруг стали крупными бизнесменами и выигрывают государственные тендеры, или что-то подобное. Что придумывать дальше людям, которые не хотят перемен? Они хотят хотя бы что-нибудь найти, что в их глазах кажется негативным. Они почему-то считают, что назвать меня геем – это негативная характеристика. Я абсолютно спокойно отношусь к любым вопросам разнообразия религиозного, национального, полового, сексуального и так далее. Я, во-первых, не очень понимаю: даже если бы я был геем, то что тут компрометирующего? Во-вторых, еще раз говорю, мне приятно, что это единственное, что они могут обо мне придумать. Наверное, это тоже что-то говорит и о них.
Я абсолютно спокойно отношусь к любым вопросам разнообразия религиозного, национального, полового, сексуального и так далее. И не очень понимаю: даже если бы я был геем, то что тут компрометирующего?
— А какая сейчас зарплата у председателей областных таможен? Например, у председателя закарпатской или львовской?
— Это большая проблема. И это один из моментов, которые я не устаю подчеркивать. Если мы не решим вопрос зарплат, то мы никуда не дойдем. Сейчас эти люди вместе со всеми надбавками, премиями, выслугой лет, доплатами за доступ к государственной тайне и всем-всем получают менее 50 тысяч гривен.
— То есть к ним приходят и дают $100 тысяч. И что?
— Я точно считаю, что мы должны начать поднимать зарплаты прежде всего рядовому составу. Потому что там ситуация еще хуже. Инспектор получает на руки где-то 8 тыс. грн. Как поверить, что мы можем найти каких-то ангелов, которые будут тяжело и сложно работать? Потому что работа на границе – это совсем не сахар. Здесь несут огромную юридическую ответственность за то, что не так нажали кнопку. Никто же не скажет о том, что это была просто ошибка. Это коррупция, преступление и так далее. И что — мы найдем таких людей и они будут работать за 8 тыс. грн., будут честными и клиентоориентированными, будут патриотами? Давайте уже с этой историей заканчивать. О таможенниках нужно заботиться, и государство должно достойно о них заботиться. Таможенники – это не убыток для государства, это доходы для государства. Меньше кормить корову, чтобы она давала больше молока – жизнь так не работает.
Инспектор получает на руки где-то 8 тыс. грн. И что — мы найдем таких людей и они будут работать за 8 тысяч грн., будут честными и клиентоориентированными, будут патриотами? Давайте уже с этой историей заканчивать.
— Каким должен быть уровень зарплат?
— Мне бы очень хотелось, чтобы рядовой инспектор получал на руки где-то 17-18 тыс. грн. Это точно не космос, и надо двигаться дальше, но точно это начало. Однако я хочу сделать очень важное уточнение. Он должен получать их за честную работу. Не за то, что он просто приходит, сидит и ничего не делает. Когда мы говорим о плане кадровой реформы, который у нас есть, то он включает переаттестацию. Мы отсеиваем людей, которых не хотим видеть в службе, оставляем тех, к которым нет претензий. И этим людям предлагаем перейти на контрактную систему работы. Законодательство уже изменено и разрешает это. Соответственно, в контракт внесены определенные требования к их работе. Если они их выполняют, то получают эти деньги, и общество Украины, налогоплательщики знают, за что они им платят.
— Сколько должен получать председатель областной таможни?
— Я считаю, что руководитель таможни должен получать по крайней мере вдвое больше, чем он получает сейчас. И вопрос не только в том, что мы должны считать, сколько ему надо денег на еду или на одежду. Вопрос в том, что он несет большую ответственность. Эта работа должна быть привлекательной не только для каких-то больших фанатиков или патриотов, которые не видят себя вне системы. У нас должна быть возможность объявить конкурс и свободно выбирать на рынке.
Мне иногда стыдно. Кто к нам пойдет на такие зарплаты? Кто эти люди, которые будут находиться под постоянным черным пиаром, угрозами, необходимостью постоянно тратить деньги на адвокатов? Какая мотивация? Кто эти люди, которые идут работать за такие деньги? Очень важно, чтобы это не было просто механическое повышение зарплат. Потому что я как раз против того, чтобы платить зарплату за то, что человек приходит и сидит на стуле с 9-ти до 6-ти. Зарплата и премиальный фонд должны быть привязаны к результатам. Если таможня выполняет все показатели с точки зрения качества работы, если там нет большого количества жалоб, если там улучшаются как финансовые, так и операционные показатели, то это означает, что руководитель там хорошо работает, и тогда он получает эти средства, надбавки, премии. Если он этого не выполняет, то по меньшей мере он не получает этих надбавок. А если он совсем не выполняет, то контракт с ним расторгается, и он идет на улицу.
— Какая заработная плата у вас и довольны ли вы ею сейчас?
— Мне очень не хочется переводить разговор на жалобу о том, как мало получает руководитель таможни. Если говорить о топовых позициях, то я еще иногда могу поверить, что люди, которые идут министрами, – наверное, это люди, которые хоть как-то самореализовались в жизни. Потому что их назначают на эти должности и они выигрывают конкурсы не потому, что недавно закончили университет. И они могут себе позволить некоторое время работать на нерыночные зарплаты ради своей квалификации. Поэтому я всегда говорю, что начните с инспекторов. Я как-то проживу. Каждый человек хотел бы получать больше.
— Есть очень много вопросов, откуда у вас деньги.
— Откровенно говоря, зарплата руководителя таможни — да, это не деньги, которые я мог бы получать в инвестиционном банке. Но на эти деньги можно прожить. Именно поэтому меня и не могут ни на чем поймать. Потому что у меня нет каких-то швейцарских часов, золота, я не езжу на «Мерседесах», у меня нет водителя, частной охраны или чего-то подобного. Этой зарплаты хватает на жизнь.
— После таможни куда вы планируете идти работать?
— Я пришел в 2015 году, пообещав семье, что я пойду на год-полтора. Эта цифра была высчитана из того, что у нас правительство у власти год, максимум – полтора. И это какой-то мой долг, который я должен отдать обществу. Роберт ушел на фронт, а я не умею воевать, и я пошел на наш внутренний фронт – реформировать экономику. Как-то этот срок уже немного затянулся. Откровенно говоря, я не знаю, сколько мне отведено здесь. Я очень надеюсь, что эти полтора года реформы, которые запланированы, я реализую. Но после этого все-таки очень хотелось бы вернуться обратно в инвестиционный бизнес.
Я очень надеюсь, что эти полтора года реформы, которые запланированы, я реализую. Но после этого все-таки очень хотелось бы вернуться обратно в инвестиционный бизнес.
— О вас говорят, что вы не совсем из такого же теста, что и правительство, которое у нас сейчас. Утверждают, что вы относитесь к таким себе «соросятам».
— Мне очень не нравится эта российская терминология. Во-первых, она явно российская и списана с их повестки дня. Во-вторых, это попытка очернить людей, которые в принципе поддерживают евроинтеграцию и движение к развитому миру. Людей, которых кое-кто относит к этой категории, которые находятся на зарплате у олигархов, объединяет только одно. Потому что у нас очень мало общего с точки зрения возраста и образования, и даже иногда мало общих взглядов на экономику. У меня нет сомнения, что Украина – это Европа, у нас есть все предпосылки для того, чтобы стать частью Евросоюза, частью НАТО, развитой успешной экономикой, демократией, где защищаются права человека, где работают суды, где олигархи не могут быть над законом. И почему-то это считается негативом. Это пытаются превратить в некий негатив, говорят, что это плохая философия. Очевидно, что кто-то не хочет, чтобы олигархи были в рамках закона. Мне не нравится эта риторика. Я надеюсь, что людей, которые поддерживают евроинтеграцию, поддерживают то, за что стоял Майдан, гораздо больше, чем тех, кто хочет, чтобы мы стали кем-то другим.
— Если мы обратим внимание на президента, на главу правительства, то у них несколько иные взгляды, нежели те, которые были ранее. Как вы к этому относитесь? Вам вообще комфортно здесь работать?
— Я не знаю, что значит «нежели те, которые были ранее». Потому что и президент, и премьер, и министр финансов, который непосредственно курирует таможню и координирует нашу работу, – все они публично в интервью неоднократно подчеркивали, что другого пути развития для Украины, кроме как путь реформ и путь евроинтеграции, не существует. Они публично поддерживали сотрудничество с МВФ. Поэтому для меня как-то странно говорить, что у них какие-то не такие взгляды. Это те взгляды, с которыми я точно могу согласиться.
— То есть вам комфортно сейчас работать с этим правительством, с этой властью?
— Мне кажется, что сейчас, во время экстраординарных вызовов, которые есть во всем мире из-за пандемии, любому государственному служащему трудно сказать, что ему комфортно работать. Нам и должно не очень комфортно работаться, мы должны понимать свою ответственность перед страной, и в каком-то смысле спать меньше, бегать быстрее. Многие работают дистанционно, но работать надо больше. Я считаю, что надо главный акцент сейчас делать не на комфорте, а на результате.
— И последний вопрос. Как вы считаете, вам удастся сделать все, на что вы нацелены?
— Мне больше нравится самурайская мудрость: будь готов к смерти хоть завтра, а работай так, словно будешь жить вечно. Поэтому я очень надеюсь на то, что эта реформа удастся. И я, и те, кто пришел делать реформу на таможне. Это же не реформа Максима Нефьодова. Таможня – это огромная структура. Там есть новые люди, которые делают реформу, есть гораздо большее количество людей, которые уже были на таможне, которые делают реформу, которых надо уважать. Они иногда делают намного больше, чем ценит общество. И я убежден, что мы будем бороться за лучший результат.