Дмитрий Наталуха. Фото: стоп-кадр видео партии «СН»
В ходе разговора с главой комитета ВР по экономическому развитию Дмитрием Наталухой 
расспросило о приоритетах в экономической политике Украины, об экономических стимулах, о налогах и т. п. Лейтмотивом же была прагматичная экономика.
Согласно учебникам, экономическая политика государства – это совокупность политических, социальных, экономических, юридических мер, направленных на развитие и оптимизацию экономических процессов. Оптимизация должна проводиться по какому-то критерию. Есть ли для нынешнего украинского государства такой критерий?
– Я считаю, что главный критерий простой: создание добавленной стоимости. Фактически в настоящее время Украина является объектом гибридного экономического наступления. Первый его элемент – пандемия ковида, которая бьет по бизнесам и экономике в целом. Второй – цена на энергоресурсы. Третий – концентрация войск России вблизи украинской границы, приводящая к панике, за которой следует вывод инвестиций и др.
За счет чего мы еще держимся в таких условиях? Исключительно за счет высоких цен на основные экспортные украинские товары. Однако эти экспортные позиции сырьевые, цены на такие товары очень волатильные. И как только цены начнут падать – это может случиться уже в конце этого года, – мы снова уйдем в пике.
Отсюда следует простой вывод: чтобы меньше зависеть от внешней ценовой конъюнктуры, нужно развивать внутреннее производство и стремиться перевести экономику с сырьевой модели на генерирование добавленной стоимости.
Второй критерий оптимизации – создание рабочих мест. Если в стране мало привлекательных рабочих мест, то возникают два риска: рост безработицы и увеличение трудовой эмиграции. При открытии границ после пандемии у нас будет космический отток рабочей силы, если мы не сбережем рабочие места. А сохранить рабочее место намного дешевле, чем создать новое. Поэтому государство сейчас должно помогать бизнесу сохранять эти места.
Что получилось, а что пока нет
Для такой помощи, на ваш взгляд, что уже сделано, а что пока не удается?
– Из положительного могу назвать перезапуск института индустриальных парков. Они – хороший инструмент для развития бизнесов самой разной направленности и размеров. После принятия базового закона мы видим большой интерес к созданию таких парков, готовятся соответствующие документы. Заявленные суммы инвестиций составляют сотни миллионов долларов.
Благодаря инвестиционным паркам государство и местные общины могут выигрывать конкуренцию за иностранные и отечественные инвестиции. Бизнесы, ставшие резидентами парков, получают выгодные условия работы и могут планировать свою работу на долгий срок.
Второй пример – закон о локализации. Этот принцип начнет применяться в 2023 году, но уже сейчас мы можем говорить о том, что это в некотором роде историческое решение. В чем суть этого закона? Если, например, город Киев покупает 100 трамваев за границей, то 30 из них должны быть произведены у нас или 30% стоимости контракта должны происходить из Украины. Это приведет не только к загрузке отечественных производителей, но и трансферту технологий.
Утверждения же о том, что на таких условиях с нами не будут сотрудничать иностранные производители, так как Украина им малоинтересна, я считаю глупостью. Например, французская компания Alstom подписала масштабный контракт на поставку локомотивов именно с условием значительной локализации.
Локализация идеально бы работала с индикативным планированием. Если бы правительство определило приоритетными для поддержки несколько отраслей, которые создают наибольший мультипликативный эффект в экономике.
О подобном разговоры в правительстве ведутся уже несколько лет…
– Я сам об этом говорю с 2019 года. За последние два года у нас сменились четыре министра экономики. Когда они меняются через полгода, о системной работе нельзя говорить в принципе. Получается, что единственным более или менее продолжительным носителем экономической идеологии в стране является наш комитет. Но мы не принимаем управленческих решений. Эта ситуация как минимум странная.
Давайте вернемся к тому, чего пока не удалось сделать.
– Главное из плохого – неповоротливость нашей налоговой политики. Например, с 1 февраля Польша снизила до нуля НДС на ряд товаров и услуг массового потребления. Пока эта мера принята на полгода, но власти не исключают ее продления до конца ограничений, связанных с ковидом.
От этого выигрывает не только внутренний потребитель в Польше. Создан сильный инструмент для усиления позиций их экспортеров, которые могут снизить цены на свою продукцию. Польский импорт в Украине окажет еще более сильное давление на внутренний рынок, если мы не примем какие-то ответные меры.
На днях Россия, крупнейший в мире производитель аммиака, запретила его экспорт. А этот товар – важнейшее сырье для производства удобрений. Значит, они подорожают, а вслед за удобрениями – продукция растениеводства и продукты питания. И это все – на фоне подорожавшего газа.
В таких условиях налоговая политика должна быть максимально гибкой. Сейчас же она является жесткой и закостенелой, не способной поддерживать бизнес в условиях тех трех внешних факторов, о которых я говорил в самом начале. Нам безотлагательно нужно начать пересмотр подходов к налоговой политике.
Невозможно изменить налоговую политику без хотя бы временного роста госдолга. Не нужно бояться этого. Сейчас в мире есть экономически успешные страны с огромной долей долга к ВВП (и это не только США), а есть аутсайдеры, у которых доля долга меньше украинской. Сейчас НБУ и Минфин твердят, что нельзя допускать роста доли долга. Я же считаю, что вопрос только в том, насколько профессионально государство управляет своим долгом.
О необходимости защиты национальной экономики
Как вы оцениваете структурные перемены в экономике?
– С 2014 года мы вынужденно кардинально изменили структуру экономики, из-за того что лишились промышленного и туристического регионов, а также в значительной мере – крупнейшего рынка сбыта (РФ). В последние годы значительно выросло финансирование статей расходов госбюджета, связанных с оборонной сферой. В 2020 году к этому добавился ковид.
На мой взгляд, с 2008 года, после глобального финансового кризиса, весь мир начал драматически меняться. С пандемией эти перемены стали очевидно необратимыми. Прежние экономические институты, принципы, механизмы, модели больше не способны обеспечивать не только развитие, но и устойчивое существование экономик.
В Украине есть критически важные в социальном отношении отрасли: молочная, мясная и т. п., которые испытывают сейчас колоссальную нагрузку и удар со стороны импорта. Можем ли мы и дальше говорить, что будем соблюдать требования паритетного открытия рынков, как это записано в Соглашении об ассоциации с ЕС? Или нужно честно сказать партнерам, что у нас – экономический форс-мажор, причем начиная с 2014 года, с года подписания экономической части Соглашения? Мы не можем делать вид, что остались в тех же условиях, которые были. И вести себя так, будто ничего не изменилось, что конкурентоспособность наших отраслей не ухудшилась по объективным причинам.
Я уверен, что на какой-то период времени мы должны принять интервенционистские меры, защитить ряд своих отраслей и производителей, потому что от этого зависит качество жизни наших граждан. Без этого ситуация будет только ухудшаться.
Внешние факторы последнего времени показали, насколько слабой и неустойчивой к внешним вызовам является экономика нашей страны. Если буквально сейчас не начать менять систему налогообложения и подходы к экономике в надежде на то, что угроза войны и коронавируса вот-вот ослабнут, это будет преступлением.
Находите ли вы понимание в Минэкономики?
– После нашего интервью я иду на закрытое заседание комитета Минэкономики, где собираюсь затронуть эту тему. Хочу спросить, все ли у них идет, как обычно, или принимаются какие-то нетипичные меры, связанные с тяжестью нынешней ситуации.
Еще один актуальный вопрос – соглашение о зоне свободной торговли с Турцией, которое мы в ближайшее время подпишем (разговор проходил накануне подписания этого соглашения – ). Я считаю, что в подобных вопросах нельзя быть «за» или «против». Любое действие в экономике нужно оценивать с точки зрения стратегичности его осуществления. Иначе мы получим ситуацию 2014 года, когда подписали экономическую часть Соглашения об ассоциации фактически с закрытыми глазами. Политически выбор курса на движение в ЕС был правильным шагом. Но экономический блок, по моей оценке, нанес нам больше вреда, чем приносит пользы. Однако сейчас мы не можем просто так перестать выполнять условия Соглашения об ассоциации.
Так и с «турецким» соглашением. Мы не можем подписать его только потому, что это красиво, кому-то нравится или нас попросили. Главный критерий – украинский интерес. Если мы видим, что от этого страдают какие-то наши отрасли, то сразу должны понимать, как мы защищаемся, будут ли оспариваться эти меры, хватит ли у нас ресурса для защиты. Если этого нет, то нужно продолжать переговоры.
В последний раз я видел основные позиции соглашения с Турцией несколько месяцев назад. В том виде, на мой взгляд, его нельзя было подписывать. Возможно, с тех пор правительство договорилось о чем-то еще.
Есть ли у вас взаимопонимание с коллегами из финансового комитета ВР в вопросах налоговой политики?
– Мягко выражаясь, у нас – процесс сложной дискуссии (улыбается). Это нормально. Любой финансист думает о том, как найти деньги, а экономист – как их потратить. Конфликт заложен в их функциях.
Я понимаю позицию коллег из финансового комитета и надеюсь, что они слышат мою аргументацию. На мой взгляд, в вопросах налогов мы слишком жесткие и чересчур непредсказуемые, малопрогнозируемые и однобокие.
Мы зациклились на детенизации экономики. Да, это важно. Но это не стимулирует экономический рост. Ни в одной стране быстрый рост не был связан с выведением экономики из тени. Эту мысль мы пытаемся донести до коллег, но пока получается плохо.
Для экономического роста нужно и ослабление регуляции. Что у нас с этим?
– Есть хорошие подвижки с точки зрения цифровизации процессов. Минцифры сделало уже много и продолжает эту важную для бизнеса работу.
Однако мы не можем сказать, что у нас стало больше экономической свободы или значительно упростилось ведение бизнеса. Но если судить по моему общению с представителями бизнес-ассоциаций, они на этом не слишком настаивают. Главное для них – реформа судебной системы. Они считают, что если у них возникнут споры с государством, то в судах обязательно проиграют независимо от того, правы они или нет. А корпоративный конфликт разрешится в пользу той стороны, у которой будет больше денег.
Поэтому бизнес часто ищет защиту у бизнес-омбудсмена, у парламентских временных следственных комиссий – то есть прибегает к альтернативным суду инструментам.
О прагматизме в экономике
В своих текстах и выступлениях вы иногда используете термин «прагматичная экономика». Поясните, в чем состоит этот прагматизм?
– Есть люди левой идеологии, правой или центристы. Но когда мы принимаем экономические решения, идеология должна быть последним фактором. Государство в экономике должно быть максимально гибким. Если Украина забивает полки какой-то страны своей продукцией и там начинают принимать защитные меры, мы должны быть максимально либералами и требовать свободного рынка и конкуренции. Но когда мы видим нечто подобное у себя, что импорт уничтожает отечественное производство, мы вынуждены быть протекционистами. Вопрос ведь не о том, какое молоко, например, мы пьем, а о том, что происходит с коровами: коровы идут в забой – домохозяйства в селах лишаются важного ресурса – сокращается животноводство и др. Почему-то до конца подобные цепочки не всегда продумывают.
Поэтому в экономике мы должны быть максимально прагматичными, исходить из интересов страны, а не постулатов какой-либо идеологии. Следование рамкам идеологии лишает нас инструментов, которые являются наиболее эффективными в конкретной ситуации.
Ошибка в тексте? Выделите её мышкой и нажмите: Ctrl + Enter
