ФОТО: УНИАН
В конце мая в Окружной административный суд был подан иск об отстранении первого замглавы Нацбанка Украины (НБУ) Катерины Рожковой от занимаемой должности. Тогда же в НБУ заявили, что в случае принятия такого решения будут расценивать ситуацию как прямое блокирование работы главного финучреждения страны. Однако в июне Барышевский суд принял это решение. Нацбанк, в свою очередь, «обеспокоился ситуацией, когда украинские суды все чаще становятся инструментом давления на работу центрального банка». Кроме того, в НБУ добавили, что «эти обстоятельства в который раз наглядно подтверждают необходимость завершения начатой судебной реформы для предотвращения коррупционного использования судебной системы как инструмента политического давления на органы государственной власти». Последнее прозвучало, как намек на конфликт с бывшим владельцем Приватбанка Игорем Коломойским. О странных вердиктах украинского правосудия, о юридических лазейках в исках Коломойского, о будущем Приватбанка и финансовой системы Украины The Page расспросило первого заместителя главы НБУ Катерину Рожкову.
Об отстранении от должности и работе НБУ
– Согласно решению суда, вас все-таки отстранили?
– Есть решение Барышевского районного суда Киевской области, которое требует моего отстранения. Тем не менее, Законом «Про Национальный банк Украины» не предусмотрено отстранение заместителей главы НБУ «по решению суда». Мы не понимаем, как его выполнять, поэтому обратились в суд за разъяснением: если вы приняли такое решение, то объясните нам, как вы его видели, поскольку это противоречит существующему Закону. Барышевский суд нам в таком разъяснении отказал, мотивируя все это тем, что дело направлено в апелляцию. Ждем апелляции.
– Пока суд рассматривает дело, вы исполняете свои обязанности. Возможно ли потом оспаривать принятые вами рабочие решения?
– У нас коллегиальная система принятия решений. Это одно из достижений – внутренняя реформа Национального банка. Работает система комитетов, существует правление, есть понятие кворума, после кворума идет голосование. Я являюсь членом некоторых комитетов и членом правления. Поэтому на сегодняшний день невозможно никому, даже главе НБУ, принять какое-то единоличное решение. Все решается коллегиально, и это, на самом деле, очень хорошо.
– Получается, что за принятые решения никто не отвечает?
– Вы напрасно так говорите. Это прозрачность, и это точно то, что позволяет избежать субъективизма. В любом случае каждый человек имеет некое субъективное мнение. Когда мы обсуждаем что-то, то рассматриваем один и тот же вопрос с разных точек зрения. В итоге рождается самое объективное решение, которое только может быть. Такая система принята в Европе и во всем мире. Главное – это объективность.
– Считается, что у нас люди привыкли к вертикали.
– Этого делать нельзя. Правление принимает важные решения. Например, о каких-то серьезных санкциях к банкам. Или же утверждает концептуальные документы, которые влияют на всю банковскую систему, а возможно, и на весь финансовый сектор, и на всю экономику. Представьте себе, что человек решает такие вещи единолично.
– Большинство думает, что так и решают. Сейчас Игорь Коломойский говорит, что Гонтарева у него забрала банк.
– Это неправда. А почему Гонтарева и Рожкова? Потому что, по всей видимости, мы были коммуникаторами с ним. Решение приняли коллегиально, но коммуницировали мы — она как глава НБУ и я как человек, отвечающий за банковский надзор. Поэтому он нас запомнил. В этом же и вопрос.
Относительно коллегиальности. У нас очень серьезные обсуждения. Вчера [18 июля – ред.] на правлении приняли два новых положения для банковской системы. Была очень сложная дискуссия.
– А какие новые положения приняли?
– Первое – это положение об организации работы с проблемной задолженностью. Второе – положение о требовании к банкам создавать планы восстановления (recovery-планы) на случай кризисных ситуаций. Речь об организации работы по созданию таких планов. Это довольно серьезные системы, имплементация которых потребуют от банков дополнительных усилий как для создания отдельных подразделений, так и организации новых процессов.
Тут была серьезная дискуссия: насколько это сейчас необходимо, насколько затратно, имеет ли смысл вносить изменения в структуру, как это повлияет на спрос на банковских специалистов, есть ли такие специалисты на банковском рынке или где их взять. Это серьезные вопросы. Мы можем что-то предложить, а банки в итоге не смогут ничего сделать в силу целого ряда причин. Поэтому так важно полноценное обсуждение и коллегиальность. И так принимаются все решения.
О Приватбанке
– Если послушать обычных людей, то про Приватбанк говорят такое: либо Коломойский его заберет; либо не заберет; либо заберет не банк, а деньги. Можно ли сейчас что-то спрогнозировать?
– Мы живем не в сказке, не в виртуальном мире. Решение о национализации – это решение Национального банка, Кабинета министров, СНБО. Вдобавок у нас есть Совет финансовой стабильности, куда входят представители других регуляторов, например, Министерства финансов, Фонда гарантирования, НКЦБФР и Нацкомфинуслуг. Мы вместе обсуждали все: почему мы это делаем; что будет, если мы этого не сделаем; какие негативные последствия будут в целом для страны. Поэтому, во-первых, эти решения обоснованы. А я верю в торжество справедливости.
Во-вторых, мы продолжаем защищать и отстаивать эти позиции в судах. В-третьих, в этом процессе очень важна поддержка наших внешних партнеров и кредиторов. Например, МВФ. Когда Фонд приходит в какую-то страну и оказывает ей финансовую поддержку, подписывается меморандум, где, как в кредитном договоре, есть требования. Для того чтобы вернуть средства через какое-то время, мы должны что-то улучшить. Как правило, они не занимаются отдельными финансовыми институтами. Они говорят о финансовой системе в целом: вы должны обеспечить устойчивость системы, для этого вы должны проводить каждый год проверку, требовать докапитализацию в определенных случаях.
Есть мировые стандарты. Но при этом, если отдельные финансовые институты являются системно важными, МВФ ими занимается тоже отдельно. В нашем случае – потому что в Приватбанке было 35% депозитов, 50+% финансовых транзакций. Нельзя было в принципе допускать такого монопольного положения. И для этого у регулятора всегда есть свои возможности. Но они, к сожалению, не были в свое время задействованы. В итоге мы получили то, что получили: too big to fail.
МВФ не ставил задачу что-то национализировать или не национализировать. Он ставил такую задачу: сделайте стресс-тест, оздоровите банки, и пускай они работают. Но если банк – банкрот, то с ним уже ничего нельзя сделать.
Почему я говорю о том, что поддержка очень важна? МВФ уже несколько раз однозначно заявил, что недопустима отмена решения о национализации в любом виде – в частичном, в полном и так далее. И я убеждена, что для продолжения сотрудничества это будет серьезным фактором.
– То есть все-таки МВФ не позволит вернуть банк?
– Президент и его команда однозначно заявили о том, что, во-первых, сотрудничество с МВФ необходимо; во-вторых, они будут защищать интересы страны. Теперь складываем обе половинки. Если отмена национализации – это стоп-фактор для дальнейшего сотрудничества с МВФ, то я все-таки надеюсь на то, что суды рассмотрят эту ситуацию подробно и правильно. Проанализируют всю имеющуюся информацию, все причинно-следственные связи. Потому что в этих исках очень много манипуляций.
Даже в самом иске написано, что Национальный банк при оценке достаточности резервов, сформированных под кредиты, и, как следствие, достаточности капитала руководствовался инструкцией, которая еще не вступила в силу. Это неправда. Мы руководствовались той инструкцией, которая действовала на момент проверки. Однако, поскольку мы знали, что с 3 января 2017 года будет действовать другая, мы сделали расчёт и по ней. Мы заявили, что оценивать достаточность капитала и принимать решение мы будем по действующей инструкции, но сделаем прогнозный расчёт и по новой, чтобы собственники и менеджмент понимали, какая будет перспектива и какие дополнительные действия могут понадобится от менеджмента и собственников. И таких моментов много. Надеюсь, что апелляционный суд все это изучит.
– Когда будет апелляция? И правда ли, что предыдущий суд не имел права рассматривать этот вопрос?
– Апелляция еще не назначена. До этого было принято несколько решений в короткий промежуток времени и с процессуальными нарушениями. Но я не юрист, чтобы грамотно объяснить все тонкости.
О планах, банковской системе Украины и о Валерии Гонтаревой
– А что будет после апелляции по вашему делу? Как вы живете в состоянии неопределенности?
– Я не могу гадать на кофейной гуще. С точки зрения процесса, это апелляция на временный запрет исполнять функции. И если ее выиграть, то по сути вопрос все равно останется нерешенным. По поводу неопределенности. Очень много всего происходит, а времени не хватает. Мы шутим между собой, что после командировки в один-два дня ощущение, будто на работе не был месяц.
Я занимаюсь работой. Например, сейчас НБУ разрабатывает новую стратегию. У нас куча планов, о которых было заявлено достаточно давно. Мы движемся в рамках регулирования банковского сектора. Есть очень много вещей, которые надо делать. Если оглядываться на подобные попытки дестабилизировать работу НБУ (выдавить неугодных определенным персоналиям людей), если оглядываться в общем на Барышевскую судебную систему Украины — тогда нам надо идти продавать цветы, а не работать в Нацбанке.
– А вы верите в банковскую систему Украины?
– Очень верю. Вы даже не представляете, насколько сильно она сейчас изменилась. Банковская система Украины стала совершенно другой. Она менялась, чтобы быть на уровне лучших. Хотя лучших не бывает — есть просто хорошие практики.
– Например, швейцарская.
– Банковская система не существует сама по себе. Сейчас мы будем говорить, что первично – курица или яйцо, ведь размер, активность, направленность банковской системы определяются уровнем развития экономики. На сегодня хорошо то, что банковскую систему Украины восстановили, и она готова быть драйвером экономического развития. То есть уже готова кредитовать и может это делать: тут достаточно капитала и ликвидности. А вот чего не хватает: нужно завершить структурные реформы, которые подкрепят экономику. А дальше они будут дополнять друг друга. Если делать все правильно, то, думаю, лет через пять мы будем иметь одну из лучших банковских систем.
– Вы общаетесь с Валерией Гонтаревой? Что она думает по поводу сложившейся ситуации?
– Конечно, общаюсь. Валерия Гонтарева дала много интервью, там все сказано. Понятно, что эта тема неприятная. Я все-таки смотрю оптимистично: все меняется и в какой-то степени развивается, в том числе и судебная система. Где-то она недореформирована, где-то мы видим лучшие результаты.
– Валерия Гонтарева консультирует, подсказывает что-то НБУ?
– Она сейчас работает в Лондонской школе экономики. Консультирует другие страны по вопросам макроэкономики, рыночного регулирования, банковского сектора. Она очень хороший специалист. НБУ она ничего не подсказывает. Когда мы общаемся, то нам не хватает времени на обсуждение этих вещей. Нам интересно поговорить о чем-то другом.
О новых технологиях, monobank и финансово-технических компаниях
– Сейчас многие люди переходят от карточек реальных банков с офисами и отделениями на карточки виртуального monobank. Это надежно?
– Они переходят на карточки Universal Bank, на которых написано monobank. И эти карточки обеспечивают определенный вид услуг или продуктов. У monobank нет банковской лицензии. Это финансовая технология скоринга, предложения продуктов, генерации клиентов, которая была разработана и отдана Universal Bank, который ее применяет при условии использования логотипа monobank. Это шлюз, через который клиенты заходят на баланс Universal Bank. Мы знаем собственника Универсала, понимаем, что у него с капиталом, ежегодно проверяем его кредитный портфель, следим за тем, как у него увеличиваются депозиты.
– Это нормально, что клиенты уходят от государственных банков к частным?
– Кто-то уходит, а кто-то приходит. Сейчас мы наблюдаем перераспределение клиентов. Здоровая конкуренция – всегда хорошо. Нам надо возвращать доверие людей к банковской системе в целом, не обязательно только к депозитам. Тогда у нас будет приток тех клиентов, которые либо никогда не были в банках, либо покинули банки в момент кризиса. Нас это ждет, клиентов будет больше. Над этим работают и банки, и НБУ. Мы сейчас включаем новую функцию и развиваем ее – это защита прав потребителей. Люди будут возвращаться в банки, понимая, что есть тот, кто их защитит.
– Кристин Лагард, выступая на форуме финансовых директоров в Японии, сказала, что за несколько лет в Китае финансово-технические компании набрали такую силу и стали такими мощными игроками, что нам теперь нужно с этим что-то делать. Есть ли риск, что они повлияют на финансовую систему, а центробанки не смогут с этим справиться?
– Тут есть два момента. Для того чтобы как-то урегулировать этот вопрос, нам очень нужен сплит. Сегодня небанковские финансовые учреждения действительно имеют возможность, получая лицензию у другого регулятора, получить у Нацбанка лицензию на осуществление некоторых банковских операций, например, денежных переводов, обмена валют. Нацбанк же, давая лицензию на ту или иную операцию, не является их основным регулятором. Отсюда угроза несоблюдения стандартов рыночного поведения и регуляторного арбитража. Если, например, к банкам у нас есть четкие требования, понимание, как мы их проверяем, то в случае с небанковским рынком мы скованы. Это не касается технологии monobank — это касается небанковских финансовых компаний.
Теперь поговорим о финтех-компаниях. Они разрабатывают некий программный продукт, который позволяет быстрее делать переводы или быстрее принимать кредитные решения, оценивать клиентов с точки зрения рисков, автоматизировать другие банковские процессы. Дальше такие компании либо продают технологию какому-то одному финучреждению, либо заключают договор с несколькими и отдают эту технологию, грубо говоря, в аренду. Нацбанк смотрит за банками и формирует свои требования к технологиям, которые они используют. Независимо от того, эти технологии собственные или аутсорсинговые, они все равно должны соответствовать требованиям регулятора.