Фото: УНИАН
В пятницу, 27 сентября, секретарь Совета национальной безопасности Александр Данилюк сообщил о своей отставке. По информации одних источников, это произошло из-за давления со стороны олигарха Игоря Коломойского. И это не удивительно, ведь олигарх имеет интересы в газовой сфере и на банковском рынке. А они напрямую касаются национальной безопасности. Еще за несколько недель до отставки Данилюка 
пообщалось с ним во время форума Yalta European Strategy. И вот, что он нам рассказал.
– Честно говоря, не очень привычно вас видеть в роли силовика.
– А почему вы решили, что я силовик? Секретарь СНБО – это не только силовые структуры. То есть задача СНБО – оценивать, какие у нас есть риски безопасности. А они у нас сейчас связаны не только с военной агрессией. Они есть и в энергетической сфере, и во внутриполитических процессах.
– Какие риски вы считаете самыми важными?
– Например, одна из самых важных сфер – это энергетика. За последние годы реформ в этой области было очень мало. Это создало определенные серьезные риски. Их используют для того, чтобы ослабить нашу страну. И, например, первый звоночек — окончание контракта на транзит газа с 1 января следующего года.
– Недавно вы подписали меморандум о том, чтобы вместе с Польшей и с помощью Соединенных Штатов отказаться от российского газа. Для чего это делается и что это нам даст?
– А вот именно так и должна работать система. Мы системно посмотрели, какие у нас есть проблемы, определили их, в частности, в энергетике – раз, два, три, и на одну из них мы нашли решение. Оно не сразу даст нам полную независимость в поставках газа, но через год мы ее получим. То есть всегда надо искать решения и моментально, не откладывая, внедрять их.
– Как оно будет работать?
– В принципе, о чем была эта договоренность? О диверсификации поставок газа. Нам необходим доступ к различным источникам. И вот одно из них – это LNG-газ, сжиженный газ, который могут поставлять многие страны мира. Сейчас Соединенные Штаты превращаются в одного из главных поставщиков LNG-газа. Для того, чтобы мы имели доступ к LNG-газу, он должен поставляться в регазификационный терминал. Мы можем либо построить свой, или использовать тот, который уже построен в Польше. В Польше есть терминал в Свиноуйсьце, который сейчас расширяется и сможет принимать до 7,5 миллиардов кубометров газа.
– Ну это же такие маленькие объемы.
– Это не маленькие объемы на самом деле.
– Но у нас потребление в 35 миллиардов.
– Да, но мы же добываем какую-то часть. Нам всего надо где-то около 11-12 миллиардов. То есть это большая часть. И часть этого газа пойдет не только в Украину, но и в Польшу также. Но вопрос в том, что даже когда будет расширен терминал, надо еще иметь возможность поставлять такой объем в Украину. А для этого нужно поменять инфраструктуру на территории Польши и Украины, чтобы иметь эту возможность реализовать. И меморандум был именно об этом – что мы договариваемся о поставках LNG-газа. Это будет способствовать энергетической независимости как Польши, так и Украины, и мы совместно развиваем инфраструктуру.
– Какие еще шаги вы делаете для того, чтобы избавиться от зависимости от России в этой сфере?
– В энергетической сфере?
– Да.
– Давайте еще скажем о том, что есть и самый простой способ – увеличивать добычу газа. Сейчас добыча сокращается, и это очень опасный тренд, который возник через определенные ошибки в прошлом. Не надо искать ответы где-то за пределами Украины. Нужно в конце концов рассчитывать на правильную политику в сфере газодобычи в Украине. Это и является ключевым решением.
– Мне кажется, для того, чтобы этого достичь, просто надо сделать так, чтобы шли инвестиции в разведку и добычу.
– Без инвестиций добыча не будет увеличиваться.
– А кто может инвестировать в добычу? Вы работаете над этим?
– Ну конечно. Смотрите, это на самом деле глобальная индустрия. То есть те, кто инвестируют в добычу, они понимают... Мы обязаны перейти на общемировые правила. Это должно быть прозрачно, это должно быть понятно, налогообложение должно быть понятным. Были уже определенные реформаторские изменения, но комплексных изменений не было. Вот сейчас мы должны ввести и проводить тендеры, открытые тендеры, на привлечение инвесторов. Ведь даже в прошлом году, если посмотреть, то на тендеры выходили не все.
– Крупных компаний не было.
– Нет, подразумевается на тендер не выставляло государство. Очень многие договоренности были в тени, опять же, много вопросов проходило по старым схемам.
– Теперь все будет прозрачно?
– А иначе не придет инвестор. Никогда инвестор не придет, когда он понимает, что ему дали что-то, что «на тебе, Боже, что мне негоже», а «свои», связанные между собой и с политическим прикрытием люди, распределяют наиболее важные активы.
– А вот смотрите, сейчас с этим «Дельфином». Отменили решение, я так понимаю.
– Да.
– Это разве не бьет по нашей инвестиционной привлекательности?
– Смотрите, ситуация с «Дельфином» очень проста. Это же не просто... Что там произошло?
– Да, кстати, что там произошло?
– Для того, чтобы серьезный инвестор зашел, он должен иметь: «а» – информацию; «б» – время для того, чтобы оценить эту информацию, также оценить, насколько она достоверна, чтобы строить для себя бизнес-case, бизнес-проект. Для этого нужно время. Когда мы даем два месяца на подготовку и подачу документов, для больших компаний, для серьезных компаний, этого просто недостаточно. Это означает, что придет тот, кто понимает, что серьезные не придут, потому что так они не работают.
– И как-то пропетляем?
– Да, почему бы там не поиграть как-то, а потом...
– Продадим кому-то еще.
– А потом кому-нибудь еще продадим. Вот такие инвесторы нам точно не нужны. Поэтому, если все делать честно, абсолютно честно, а с инвесторами иначе невозможно, то надо пообщаться и сказать: ОК, сколько времени вам нужно? Нам надо максимизировать количество участников? Да. Если это означает, что конкурс должен длиться 6 месяцев, он должен длиться 6 месяцев. Это намного проще – сделать 6 месяцев и получить результат, в который все верят и которому все доверяют, чем сделать что-то там за 2 месяца, а потом думать, как отменять этот конкурс и терять годы. Потому что доверие восстанавливать гораздо сложнее, чем потерять.
– Что будет дальше с «Дельфином»?
– Он должен выставляться на конкурс.
– У нас уже были компании, которые хотели добывать сланцевый газ.
– Да.
– Большие имена, большие. Затем они все ушли. Когда они вернутся? У вас есть план, чтобы их вернуть? И какой он?
– Сейчас, мне кажется, именно то время, когда они должны возвращаться. Именно то время. Потому что вносятся необходимые изменения. В конце концов, энергетическая отрасль будет эффективно управляться со стороны Министерства энергетики. То есть формируется энергетический блок, приходят люди с опытом и ориентированы на результат. И это обязательно будет воспринято инвесторами, и эти инвесторы придут в Украину..
– Вы ставите для себя какой-то KPI – например, чтобы Украина была независимой от российского газа или другого газа, там, к 2025, например, или 2027 году? Есть такой KPI?
– Вы знаете, его уже ставили.
– И?
– И его провалили.
– А у вас есть?
– Я же не добываю газ. Я оцениваю риски. Я понимаю, если этого не произойдет, то этим кто-то воспользуется.
– Я услышал. Нет.
– Нет, ну смотрите, я не ставлю KPI. Моя задача — оценивать риски и предлагать решения. И СНБО будет эти решения принимать. Вот и все.
Читайте также
